Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

"Сыграй со мной партию, мой милый анонимный гений!"

Название: Сыграй со мной партию, мой милый анонимный гений!
Автор: z@raza
Бета: Ritsu Kotolenush, Я и MW
Категория: слэш
Жанр: romance, AU
Пейринг: Шерлок/Джим
Рейтинг: R
Размер: макси
Статус: в процессе
Дисклеймер: моя лишь идея
Размещение: пишите в личку, обговорим=)
Саммари: Во что выльется желание Джима сделать Мориарти анонимным персонажем, а милого Джимми из IT-отдела - любовником Шерлока Холмса?
Предупреждения: OOC

Глава 13

Глава 13

- Ты хотел поговорить со мной.
Я – один из немногих людей, которые могут предугадать поведение Майкрофта хотя бы на один ход вперед. Я знал, что он будет в морге больницы Святого Варфоломея, как знал также и то, что он торчит здесь с того самого момента, как объявили по радио, что меня разыскивают по всему городу за похищение детей. Быть здесь – это было слишком по-человечески. Сентиментально. Иронично и так в его стиле. Гений, помноженный на удивительное умение понимать других людей. Я уважаю и буду уважать своего брата, поклоняться его интеллекту, потому что вряд ли когда-нибудь смогу стать таким же. Пока же чувства если и открыли передо мной двери к пониманию природы большей части идиотских выходок людей, то я еще не научился в них входить.
- Помнишь ли ты наш разговор в этом месте, почти что год назад, Шерлок? – Майк с силой водит по лакированной ручке изящного черного зонта большим пальцем. Он устал, зверски устал, он боролся с собой, чтобы не вмешаться в происходящее, потому что я попросил его об этом. Получать бесконечные доклады о том, в каком дерьме находится его брат и не иметь возможности что-либо предпринять, хотя и располагать всеми нужными средствами для его спасения – поистине Адская мука, на которую он пошел по моей просьбе. Потому что мы братья, потому что мы любим и уважаем друг друга.
Брат. Почему тебя не было у меня предыдущие тридцать лет, почему ты был надсмотрщиком, палачом, диктатором, но только не близким и родным человеком? Я чувствую, сейчас чувствую, что такое родственная привязанность. Я упиваюсь ею.
- Равнодушие не преимущество, Майкрофт. Я готов согласиться с тобой. – Сажусь на стол напротив него, снимаю шарф, провожу рукой по волосам. Я, как и он, чертовски устал, но я смиренно готов терпеть что угодно, лишь бы не потерять хотя бы призрачную возможность того, что мы снова будем вместе с ублюдком, разрушившим мою жизнь.
- Я готов был радоваться абсолютно любому твоему выбору, - начинает Майкрофт. - Я знал, что человек, которого ты полюбишь, - а в том, что это когда-нибудь случится, я не сомневался, - будет, бесспорно, особенным. Он будет умным, он будет харизматичным и ярким. Я не знал, женщина это будет или мужчина, да мне было плевать на это – так же, как и тебе, ибо пол – это последнее, на что ты стал бы обращать внимание. Как и я, - он тяжело вздохнул и перебросил зонт в другую руку. – Но я даже предположить не мог, что ты замахнешься на человека, охоту за которым я вел уже много лет. На того, кого я когда-то мечтал убить с особым зверством.
И слова, такие простые и до ужаса откровенные – они режут. Мне по-настоящему больно. Джон рассказывал о своей встрече с Себастьяном Мораном, где задал ему вопрос о той катастрофе. Он ведь не хотел этого! Однако говорить об этом бесполезно. Будь я на месте Майкрофта – я бы все равно винил Джима. Мне же на своем месте винить его совершенно не хочется.
- В двух последних предложениях ты использовал прошедшее время. Что-то изменилось?
Как бы я хотел, чтобы он оказался на моей стороне. Мой брат, моя опора, мой вечный старший наставник, сколько бы ни было нам лет – он всегда будет знать и уметь чуточку больше, видеть чуточку острее и быть всегда на полшага или же на шаг впереди.
- Да. Ты в первый и наверняка в последний раз в своей жизни полюбил кого-то. Ирония судьбы в том, что этим кто-то стал Джеймс Мориарти. Я кто угодно, но не Бог, что меня не слишком огорчает – у него забот намного больше, чем у меня, а я и так уже на пределе своих возможностей. Увы, влиять на чувства я не в состоянии и не в праве. - Он провел ладонями по лицу, прислонив зонт к столу. Тот с гулким стуком упал на пол, не удержавшись на месте, но ни я, ни Майк не обратили на это внимания. Он тянет, тянет время, бесконечно долго, ходит вокруг да около, он хочет сказать мне что-то важное и весомое. Долго ли будет длиться эта прелюдия?
- Майкрофт.
- Я хочу сказать, что я на твоей стороне, что бы ни случилось. Я слишком хорошо знаю, что это такое – потерять человека, которого любишь. Каким бы ублюдком он ни был, к слову, - он встает со стола и подходит ко мне. - Я принимаю тебя и его, принимаю вас вместе, если тебе это важно, конечно. И я сделаю все, что ты попросишь у меня, чтобы помочь тебе.
Сказано, наконец-то сказано то самое нужное и важное для меня.
И я обнимаю его, впервые, наверное, за последние полтора десятка лет, крепко и сильно, потому что мне, в самом деле, важны и дороги его слова, потому что я впервые как никогда нуждаюсь в брате, старшем брате, а он не резок и саркастичен, а искренен и добр. Вопреки себе и своим принципам, вопреки тому, что мечтал уничтожить его с тех пор, как погибла Сильвия и их ребенок, потому что я единственный, кто остался у него, кому нужна помощь. Единственный близкий человек, не считая матери, конечно.
- Спасибо, - я отстраняюсь от него и снова сажусь на стол. Майкрофт вытаскивает из своего портфеля маленькую аккуратную кожаную сумку и передает ее мне. – Что это?
- А ты посмотри.
Внутри – деньги. И многочисленные документы, вплоть до водительских прав, на имя Артура Спенсона. С моим фото.
- Артур Спенсон? – Я усмехаюсь, разглядывая собственное чуть более загорелое лицо с карими глазами и короткими коричневыми, отдающими бронзой, волосами.
- Несколько лет назад я слышал это имя, по-моему, его убрали с пути наркоторговцы за несоблюдение условий сделки. Но не волнуйся, он был азиатом, так что пересечения с реально живущей когда-то личность не предвидится. Самолет завтра в десять вечера, у моих людей будет время изменить твою внешность и гардероб, я прилечу к тебе через месяц и проверю, как ты устроился.
Новые документы позабавили меня, предложение брата и вовсе рассмешило.
- Ты думаешь, что я вот так вот сбегу от всего в другую страну? Ты только что говорил, что на моей стороне. Мне нужен не путь к бегству, мне нужна помощь. А после твои документы будут как нельзя кстати.
Пристально посмотрев на меня, Майк кивнул и произнес:
- Я весь во внимании.

Финал

Финал

Вместе с Майкрофтом мы за несколько часов во всех деталях продумали и разработали план моего фантастического воскрешения из мертвых после «принудительного самоубийства», которое навяжет мне Джим Мориарти в нашу следующую встречу. Это будет кульминация, это будет финал его представления, сцена, после которой зал должен будет захлебнуться кровью и аплодисментами. Я уверен в этом, потом что это будет самым логичным поступком – по меркам его сумасшествия, разумеется. Это и есть то испытание, к которому мы шли все эти месяцы – догадаюсь ли я, подтвержу ли делом, что понимаю своего любовника с полуслова, полувзгляда, полунамека, выживу ли после этой встречи. Около четырех часов утра – или ночи? – я послал короткое сообщение Джеймсу: «Поиграем? Полдень, крыша больницы Св. Варфоломея». Ответ пришел практически незамедлительно – неужели он сутками только и делает, что следит за мобильным телефоном? – и содержал совершенно не несущий информации смайлик: « :*». Думаю, его стоит принять за согласие.
А следующие два часа мы занимались самым банальным из всех человеческих пороков, которым может придаваться человек, находящийся в крайне затруднительном и непонятном положении – напивались. Как два юнца, заперевшись в темном кабинете больницы наедине с бутылкой виски, как люди, давно поставившие на кон свою жизнь и ежесекундно ждущие короткого быстрого удара пули в черепную кость – при этом сравнении вспоминается ныне покойная мисс Ирэн Адлер. Наблюдает ли она с небес за продолжением нашей с Джимом затянувшейся дуэли, в которой ее невольно сбросили со стола, словно пешку? О, нет, не так – Королеву! Никто не виноват, что игроков не заботит жизнь фигур, играющих на их стороне. А чьей фигурой была ты, моя милая Королева? Наверное, ты была хамелеоном, наивно верящим в то, что он является еще одним игроком в партии, где нет места больше, чем двум людям. Ты была великолепна. Но ты всего лишь была.
Обзвонив всех необходимых людей для постановки финала, - никогда не думал, что в таком состоянии можно настолько трезвым и твердым голосом раздавать указания, - мы уснули прямо в кабинете, не забыв, впрочем, поставить будильник на одиннадцать утра. Мне нужно было привести себя в порядок, а брату убраться из больницы до прихода Мориарти.

***

Это пробуждение было, скажем так, не самым приятным утром в моей жизни, но я ожидал значительно более крупных последствий наших посиделок. Телефон не звенел, а значит, я встал раньше, чем планировал.
10:48
Восхитительно.
Умывшись и придав своему лицу более живой и здоровый вид, я поправил примятую рубашку и оглянулся на Майкрофта. Брат полусидел в компьютерном кресле, наблюдая за моими действиями из-под полуопущенных век.
- Тебе пора уходить, Майк, - накидываю на плечи пальто, удерживая синий шарф в руке. – Через час время Х.
- И тебе сказочно-доброго утра, братец, - он совсем по-человечески потягивается и зевает. – Может быть, кофе? У нас еще целый час до финала, а я хотел бы позавтракать.
- Ты не забыл, что меня разыскивает полиция?
Майкрофт молча достает мобильный и набирает неизвестный мне номер, поднося трубку к уху:
- Антея, дорогая, пусть в лабораторию больницы Святого Варфоломея доставят два завтрака. Чем скорее, тем лучше. Благодарю.
Что-то такое в его голосе зацепило меня, что-то было не так, не так, как обычно, иначе, но что же?..
- Что я вижу! Неужели ты и она..? – Брат лишь улыбается, никак не комментируя мою догадку.
А мне от этого факта почему-то сразу становится легко и хорошо. Не сломлен. Не покинут. Не одеревенел, а жив, жив! Чувствует, любит, все еще может любить. Как же я был слеп все эти годы, не перестаю удивляться и жалеть о потерянной жизни, лишенной того самого важного и нужного, что подпитывает всех нормальных людей, что есть синоним самой жизни. И как же прекрасно, что я внезапно обрел это. Пусть даже это случилось позднее, намного позднее, чем должно было.
А через неполный час будет поставлена итоговая сцена, после которой решится все. Выживу ли я? Нет, не так – смогу ли я жить дальше, если он уйдет?
Курьер принес завтрак. Неспешная беседа и поглощение пищи, подробности личной жизни Майка о том, как, насколько давно и при каких обстоятельствах он вдруг осознал, что больше не может и не хочет страдать по погибшей столько лет назад жене. Как вдруг понял, что секретарша, на которую он обращал внимания не больше, чем на миссис Хадсон в рабочие будни, оказывается, весьма недурна и отличается острым умом. И как все закрутилось и завертелось, в строжайшей тайне и секретности, ибо такого человека, как Майкрофт Холмс, куда проще достать не прямо, а непосредственно через близких и родных людей.
- Я надеюсь на твое благоразумие, Шерлок. А теперь тебе пора. Ты видел время?
И вот я стою перед дверью на крышу больницы, а сердце стучит, словно бешенное, ведь я понимаю, что это в самом деле финал, это та сцена, на которой все и закончится. Крыша, залитая солнечными лучами, два врага, два страстных любовника, встретившиеся наедине – это достойно баллады на современный лад.
Боже, о чем я думаю.
За дверью слышится музыка. Толкаю ее ладонью и вхожу, стремительно, быстрей, быстрей, пока не передумал и не сбежал позорно, ведь это финал, это конец, это начало конца, которого я так ждал, но к которому совершенно не готов.
Музыка играет, льется из твоего мобильного телефона, а ты сидишь на бетонном ограждении, защищающем тебя от пропасти, и солнце льется на твой профиль, и лучи ласкают твои руки, а ты зол, рассержен и зверски устал. Ты смотришь вдаль, мой гений, мой анонимный гений, - помнишь, как я называл тебя раньше?
Я хочу извиняться, бесконечно долго, нудно и монотонно, чтобы ты захотел простить меня, захотел настолько, что альтернативным решением было бы прострелить мне голову. Но ты никогда не убьешь меня, верно?
Подхожу ближе.
- Вот мы и встретились, Шерлок. Вдвоем. И в нашей проблеме, последней проблеме, сегодня – сейчас! - будет поставлена жирная точка. – Он улыбается чему-то, Джеймс Мориарти, заставивший меня быть готовым склонить колени, мой убийца, я готов добровольно пойти на плаху. Но ты ведь не этого хочешь?
- Тебе не кажется, что мы квиты, Джим? – Я все еще стою рядом, почти вплотную, неотрывно следя за глазами, почему ты не посмотрел на меня, ни разу не посмотрел? Ты видишь все, но ты не смотришь.
Он выключает телефон и наконец-то соизволяет взглянуть на меня.
- А, ты о Дилане? Горячий парень, просто прелесть. Как тебе игравшая песня? Классика намного лучше, но эта меня чем-то зацепила. Так бывает иногда.
- Ты не ответил.
- А ты думаешь, что я отвечу? Сегодня я задаю вопросы,mon ch`eri. – Он встает с парапета и обходит меня со спины:
- Ведь даже ты засомневался, что я существую? О, это было прекрасное представление, даже твой верный доктор дал слабину! Ватсон, Ватсон, бросить своего друга в такой тяжелой ситуации… Я был на высоте, не находишь?
Игнорирую выпад на Джона.
- Что это за бред с компьютерным код-ключом, мне просто интересно?
- О, это совершенно не важно, должна же быть у других какая-то причина, почему я так забавляюсь? Просто фон истинному положению дел, не заморачивайся. – Не двигаюсь, лишь наблюдаю глазами за тем, как Джим обходит меня по кругу, все сужая радиус.
- Из-за твоей дезы вокруг началась откровенная суматоха. Ты добивался именно этого, фарса? Чтобы все сошли с ума от обилия информации?
- Люблю сумасшедших. В них есть огонь, искра, жизнь! Ты ведь видишь это семя хаоса в глазах всех гениев, моя милый? О, гений – это тот же сумасшедший! Кто-то родился таким, а кто-то, вроде твоей мертвой сучки – это былав моя пуля, к слову, застрявшая в ее черепе, - научился в силу обстоятельств. Ничего не знаешь о ее прошлом? Отец-сутенер, детская проституция, убийство при загадочный обстоятельствах... – Он играет бровями и отходит в сторону. Нервничает. - Впрочем, не будем тревожить мертвых. Им и так несладко. Но я постарался, очень постарался, чтобы ей было много хуже. Однако давай уже заканчивать. Действие последнее: крыша высокого дома! Отлично подходит.
- Подходит? Для чего? – И сейчас самое главное не переиграть, вложить столько эмоций, столько удивления, сколько я бы вложил, не имея знания об его замыслах. Очень важно не переиграть, не сглупить, когда противник твоего уровня, когда он сильнее тебя! Неужели Джим действительно хотел, чтобы я убил себя? Или он все-таки надеется, что я обману его? – Ну конечно. Самоубийство.
- Гениальный детектив и прекрасный любовник – но это известно, думаю, не каждому, - оказался лжецом. Ведь газеты не врут. Обожаю прессу. Все ее сказки. Она сочиняет порой намного лучше меня. И лучше братьев Гримм.
Я вглядываюсь вниз и понимаю, что что-то идет не так. Майкрофт сплоховал? Он должен был выманить Джона к больнице, по нашим расчетам, он уже должен быть здесь и наблюдать снизу за разворачивающейся кульминацией. И моим полетом вниз. Я начинаю паниковать. Плевать, это можно списать на нервозность.
Как же я хочу тебя поцеловать.
- Я докажу, что ты сумел создать несуществующую личность!
- Боже, да как? Даже милая влюбленная в тебя Молли не сможет утверждать этого – ведь год назад мы гуляли с ней под омелой, державшись за руки. Ах, Шерлок, а помнишь, как мы только-только познакомились?.. Впрочем, не время придаваться воспоминаниям. Прыгай.
Нет. Я не могу. Не время.
Он стоит слишком близко, откровенно близко, я не могу сдержаться, я с силой, наверняка причинив ему боль, хватаюсь за шею и притягиваю к себе, жестко, целую эти губы – эти дьявольски сладкие губы, по которым я безумно скучал столько месяцев. Он жесток, как и всегда, он терзает меня, я чувствую кровь, мне больно, но я готов взять его прямо здесь, потому что чем-то теплым и воздушным наполняются легкие, потому что мне снова хочется жить, эйфория застилает голову, господи, как я люблю тебя. Я люблю тебя.
Но – не время. Рано. Чертов актер, не оставляющий свою роль до последнего, пока не доиграет финальный аккорд, я готов подчиниться тебе, чего бы ты ни хотел.
Я почти физически ощущаю, как подкашиваются едва-едва его ноги, потому что тоже – ждал. Скучал, адски скучал, и какой невероятный экстаз он ощущает прямо сейчас, потому что в нашем поцелуе – борьба, две стороны одной медали, два клона, противоположные друг другу, словно оригинал и негатив, я чувствую дрожь в руках, которыми он цепляется за мою рубашку, останавливает себя, пытается остановить и доиграть партию до конца, но понимает: не может. Я сильнее?
Обхватываю руками его ладони и резко подвожу к краю, расцепляя наши губы, он с трудом балансирует и практически падает. Но я не отпускаю, крепко держа его за кисти.
- Ты псих. Сумасшедший, чертов псих.
- Ты только что догадался? – Ему совсем не страшно. Совсем. Он знает, что я не отпущу. И не дам упасть. Вот только сам пытается сбросить меня с этой крыши. – Но ведь это не мешает тебе любить меня? О, наоборот, будь я нормальным, ты бы даже не взглянул на меня. Ты обожаешь психов не меньше меня, просто боишься признаться в этом. А хочешь, я тебя мотивирую?
Мне не нравится этот тон.
- Не умрешь ты – умрут те, кто тебе дорог. Как тебе такой вариант? Не помнишь тот памятный день, когда ты занялся делом своей драгоценной шлюхи? Как ты восклицал о том, как жаждешь, чтобы все, ВСЕ оставили тебя в покое? Я дарю тебе эту возможность почти даром, дорогой! Пожалуйста! И мы тут же спустимся с тобой с этой крыши, взявшись за руки и распевая слащавые песни, я сброшу все обязанности на Себа – он давно мечтает навести порядок в моем высокоорганизованном хаосе, - ты завяжешь со своими расследованиями, и поселимся мы в какой-нибудь провинции в сахарном домике, как в сказке «Гензель и Гретель». Прости, но без ведьмы, эта шлюха уже мертва. Как тебе такой расклад? – Шутливо изрекает Джим почти на одном дыхании, умудряясь быть в доминирующем положении, несмотря на то, что висит над пропастью на Моих руках.
А я в полном шоке и неверии. Теперь мне нет нужды пытаться изобразить удивление и отчаяние, я действительно не могу поверить в такой расклад. Это настолько в духе Мориарти, что я упустил такой поворот из виду.
- А, проняло наконец-то? А я-то думаю, когда же ты уже испугаешься? – Он подается вперед, давая мне попытку поставить себя более устойчиво, но я не двигаюсь:
- Джон?
- Не только Джон, глупый! И миссис Хадсон, и Лейстред! Три пули. Три снайпера. Быстро и безболезненно, мои мальчики прекрасно делают свою работу. Сказке конец! И поставь меня уже по-нормальному, ноги затекли.
Почти на автомате вытягиваю Джима от пропасти, отшатываясь назад. Так, спокойно, черт возьми, спокойно! Это ничего не меняет. Я жду Джона. Когда выйдет Джон, можно будет начинать финал. Спокойно. Спокойно…
- Спаси их, герой. Прыгни! Лети, словно жар-птица! – Он поднимает руки, громко восклицая разнообразную чушь, он в эйфории, он на подъеме.
В такие моменты Джеймс Ричард Брук брался за кисть и рисовал картины.
Где же Джон?
- Ты можешь сделать, что угодно. Убить, избить, изнасиловать меня – они все равно умрут, если ты не прыгнешь с этой чертовой крыши, - Джим подходит к краю и, играя, картинно машет головой: - Высоковато будет. Но ускорение свободного падения смягчит удар, обещаю. – Резко подойдя ко мне и взяв меня за грудки, он шепчет мне в лицо, тихо, на границе слышимости, едва перебивая свист ветра: - Это плата за связь с Сатаной, мой милый маленький глупый детектив, бог Тартара никогда не выполняет пожелания в точности так, как грешник молил его на священном алтаре, ты неистово и сильно желал свободы – и вот, я дарю ее тебе, бери! Твоя плата давно у меня, твоя душа, твоя честная и бесчувственная каменная душа, ты отдал ее мне, и теперь я владею твоими мыслями, твоими только-только зародившимися чувствами – ведь ты любишь меня, мой дорогой, впервые в жизни ты любишь кого-то и этим человеком оказался я, вот ведь незадача, ведь так? В моей походной сумке сотни таких вот душонок – грязных, изорванных, дрянных, но лишь твоя - стальная, непоколебимая, несгибаемая, я так мечтал заполучить тебя в свое полное распоряжение, чтобы ты валялся в ногах и ел с моих ладоней, чтобы сломался, сдался, отдал мне свою волю, я столько сил и времени вложил в тебя!
Я смотрю в его глаза, в карие глаза, которые закрыты зрачком так, что не видно радужки, ты похож на демона сейчас, мой гений. Демона похоти.
Я смеюсь. Смеюсь тебе в глаза, без истерик, без чего бы то ни было – просто легко и весело смеюсь.
Потому что я умею читать по глазам, словно по книге. Потому что ты непозволительно близко, а твои руки дрожат от желания обнять меня, потому что чем тщательнее ты пытаешься скрыть это, тем сильнее я это замечаю.
Потому что я люблю тебя.
- Разве я сказал что-то смешное?! – Джим отпускает меня и отворачивается, подходя ближе к краю, чтобы не показывать мне своих глаз. Глупый. Глупый-глупый-глупый-глупый влюбленный идиот. Ребенок всю свою жизнь, которому вдруг пришлось вырасти, потому что дети не умеют любить по-взрослому. – В чем дело? Что я упустил?!
- Что будет, если я прыгну? Что? – Спрашиваю с улыбкой.
- Твои друзья останутся живы, у меня проблемы с дикцией?
- Нет, нет, Джим, что будет с тобой, если я прыгну? – Подхожу к нему со спины, приобнимая слегка, отчего он вздрагивает против воли. Пытается подавить это рвущееся на волю чувство, но не может. Мой глупый идиот. – Что будет с тобой, если тебе всю свою оставшуюся жизнь придется жить с мыслью, с осознанием, что ты своими руками толкнул на смерть человека – первого человека! – к которому испытываешь такие чувства? Против своей воли, желая сломать его, но так и не сумев? – Чуть наклоняюсь и шепчу, как и он минуту назад, но только в ухо: - Ты - второй я, ты - это я, такой же несмышленый и глупый в вопросах любви и привязанности, ты бьешься в истерике, в конвульсиях от осознания, что привязан ко мне и что ничего не можешь поделать с этим. Ни-че-го.
- Так кажется тебе. Только тебе. Ты читаешь, но ты не видишь смысла. – Он освобождается от моих рук и уходит спиной вперед к двери, ведущей на лестницу вниз. Все?.. – Ты волнуешься, как я переживу твою смерть? Со мной все будет в полном порядке, мой дорогой. Не волнуйся! – Он подходит к двери, опирается на нее спиной и поворачивается ко мне, с криком: - У тебя десять секунд, Шерлок. Потому будет поздно!
А затем он достает пистолет и стреляет себе в рот.
У меня мутнеет перед глазами, я не верю в произошедшее и с трудом держу себя в руках, чтобы не броситься к его телу. Пуля в голову, Боже, ты издеваешься надо мной? Сначала Ирэн, теперь Джим, нет, я не верю, нет!
Восемь секунд. Через восемь секунд цепные псы Джима убьют всех тех, кто мне дорог
Как там говорил полковник Себастьян Моран, со слов Джона? "Джеймс Мориарти скорее убьет себя, чем Шерлока Холмса"
Семь. Я вижу бегущего Джона к зданию и спешащего к нему на всей скорости велосипедиста.
Шесть. Пять. Наконец-то грузовик.
Не паниковать. Нет. Он гений, он умнее меня, он жив, он не мог умереть, он знал, что выстрелит себе в голову, не зря ведь он отошел от меня так далеко? Это успокаивает. Он жив. Но я обязан доиграть финал.
Четыре. Я прыгаю вниз, молясь, что Майкрофт позаботился об остальных деталях.
Три. Два.
Один.
Я жив. И живы все те, кто дорог мне.
Я готов продать душу Дьяволу, которая и так принадлежит ему, чтобы быть уверенным, что Джим Мориарти обманул меня.

Эпилог

Эпилог.
Этой ночью Лас-Вегас сияет особенно ярким светом прожекторов.
Музыка, многочисленные толпы незнакомых людей, бешеный ритм этого города, вот уже четвертая бессонная ночь подряд, потраченная сперва на отмывание денег у здешних игорных заведений, а затем – на неистовый секс, звериный секс, с кровавыми пятнами на простынях от судорожно сжимающихся пальцев на спине и диких стонов, раздающихся на весь номер-люкс.
Я стою у входа в казино, наблюдаю за медленно светлеющим небом и сосредоточенно тру указательный и средний пальцы друг об друга, чувствуя легкие шершавые отпечатки ожогов, которые были оставлены мной же на моей коже бесконечно давно, когда-то в другой жизни, когда я был абсолютно другим человеком и жил совершенно в другом месте. И с другими людьми. Я не могу больше привычно тряхнуть головой, закрывая лицо черными волосами – длина моих волос теперь не позволяет мне этого. Я не могу укрыться за воротом длинного классического пальто от посторонних и ненужных взглядов – ведь теперь я чаще ношу водолазки без горла светлых оттенков. Глаза к вечеру немного устают из-за перенапряжения, а ведь первое время мне приходилось не меньше пятнадцати минут сидеть утром за столом и с проклятиями надевать цветные линзы. Ничего, сейчас я делаю это меньше, чем за тридцать секунд. Привычка.
Мне необычайно легко. Я на своем месте. Я живу в свое удовольствие – наконец-то в свое удовольствие. Я полностью счастлив и доволен собой.
- Не найдется сигаретки, друг? – Мужчина в круглых затемненных очках, с волосами, сплетенными в дреды и закрытыми разноцветной косынкой у основания, немного растерянно хлопает себя по карманам. Я едва сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться:
- Если вам некуда спешить, мы можем пройти ко мне в номер, я живу неподалеку, у меня есть все, что вам будет угодно, - произношу ехидно.
Мы молча доезжаем до моей гостиницы, заходим в номер – и тут я уже не сдерживаю свой смех. Человек передо мной ухмыляется, снимает с себя парик с очками, оставаясь в яркой салатовой майке и голубых джинсах.
- Тебе смешно, а меня уже во всех казино в лицо знают и не пропускают, приходится выкручиваться, - ворчит он, сбрасывая ненужный маскарад на кресло.
- Боже, во что ты вырядишься завтра, мне интересно? - Так уж вышло, что сегодня, перед уходом Джима из отеля, я не смог оценить во всей полноте его внешний вид. Я был удивлен этим обликом.
- Выберу утром, какая разница? Важно то, что вот это, - он бросает большую спортивную сумку на пол, - теперь наше. И я планирую просадить Все Это в ближайшее время.
Отвернувшись, Мориарти – а точнее, если верить документам, Джеймс Карлос Эленд, - на ходу стягивает майку и направляется к ближайшей двери:
- Я в душ. Обманывать этих лохов так утомительно. Ты со мной? – Его плечи и шея покрыты следами моих зубов.
- Чуть позже.
Джим барабанит пальцами по дверному проему и входит внутрь, оставляя дверь нараспашку открытой. Я с удовольствием наблюдаю за тем, как он раздевается и регулирует температуру воды.
На тумбочке около ванной комнаты лежит чуть измятая газета, перечитанная мною не раз и не два – в самолете, поезде, автомобиле, не раз процитированная и мной, и Джимом в особенно забавных, как нам кажется, местах. Одна из статей в этой газете – финал одной истории и одновременно начало другой, которая обещает быть увлекательной и интересной, даже несмотря на то, что в ней не будет больше соревнований, тайных кодов, похищений, ночных звонков и самоубийств на крыше.
Через месяц после моего отчаянного пряжка и сутки после свадьбы Майкрофта, стоя в супермаркете в огромных темных очках, - ведь мою историю еще очень долго переваривали по всем каналом, добавляя многочисленные подробности, - в меня врезался продуктовой коляской неизвестный мужчина в красной кепке, надвинутой на глаза. Он не извинился, лишь поднял голову, улыбнулся так, как умеет только он, и сказал:
- Не хочешь посетить Индию?
Индия. Бали. Россия. США, Лас-Вегас. Куда его занесет дальше? Я лишь слепо следую, отдавшись его инициативе и его воле. Я расслаблен. Я счастлив. Я не знаю, как он выжил, я не знаю, что произошло с его бизнесом и Себастьяном Мораном, я не знаю, простил ли он меня. Я просто расслаблен. И я не хочу ничего менять.
- У тебя перезагрузка системы? Выйди из BIOSа, я соскучился.
Я счастлив. По-настоящему счастлив. Как же это восхитительно – быть человеком.

запись создана: 20.08.2013 в 19:11

@темы: Шериарти, "Сыграй со мной партию.." и тд, Слэш

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Сыграй со мной партию, мой милый анонимный гений! - 12

Название: Сыграй со мной партию, мой милый анонимный гений!
Автор: z@raza
Бета: Ritsu Kotolenush, Я и MW
Категория: слэш
Жанр: romance, AU
Пейринг: Шерлок/Джим
Рейтинг: R
Размер: макси
Статус: в процессе
Дисклеймер: моя лишь идея
Размещение: пишите в личку, обговорим=)
Саммари: Во что выльется желание Джима сделать Мориарти анонимным персонажем, а милого Джимми из IT-отдела - любовником Шерлока Холмса?
Предупреждения: OOC

Глава 12

Глава 12

*спустя 62 дня*
Какую же непреодолимую любовь ты испытываешь к использованию в своих деяниях детей. Желание сделать свою Большую Игру острее, опаснее, зайти далеко за грань того, с чем вообще можно играть – столько времени прошло уже, Джим, а я все также ношусь по всему городу с бешено колотящимся сердцем, получая удовольствие от твоих загадок. Казалось бы, ты совершенно меня не заставляешь, верно? Но довольно-таки вольная формулировка – «пойми, что я хочу тебе показать, или дети погибнут» - волей-неволей принуждает меня к добровольному поиску. Мрачная и осыпающаяся, что хлебные крошки из конверта, заброшенная кондитерская фабрика освещается десятком небольших фонарей, а взволнованные голоса отскакивают от стен в поисках похищенных деток. И каждый из них, независимо от того, уважает ли меня, верит ли, ненавидит – каждый очень хочет верить, что я прав, что не ошибся и брат с сестрой действительно здесь и скоро отправятся домой. Все боятся Джима Мориарти, он ведь такой непредсказуемый, чертов псих, моральный урод, да? А я знаю, как ты стонешь и как любишь решетить спину ногтями, впиваясь на выдохе глубоко и рвано.
- Ищите по всем углам! – Донован полна решимости, старательно контролируя расшалившуюся панику и нервозность. Внезапно проснувшийся материнский инстинкт ведет ее в нужном направлении, словно спутниковый навигатор, и она, пиная множество покрытых ртутью фантиков, первая находит испуганных детей. Я же в полном восторге. Твои идеи прямо-таки фонтанируют извращенной фантазией и полным отсутствием моральных принципов, мой милый гений, а уверенность в моем интеллекте заставляет покраснеть – мысленно, разумеется. Игра началась, именно сегодня, я ждал ее целых два месяца, не видя тебя и не слыша, конспиратор, чтоб тебя, Джим! Я скучал до безумия, готов был сам лезть под пули, лишь бы увидеть в любом преступлении хотя бы след твоей деятельности. Однако ты словно ушел в подполье на это время – никакой крови на местах убийств, никаких тайных посланий, издевательств, я даже начал волноваться. Приготовления заняли так много времени? Я жду с нетерпением, когда же прочувствую на своей шкуре тот адский адреналин, придуманный и воплощенный в жизнь специально для меня. Лестно, лестно. Как бы не выйти насовсем из игры по окончанию твоих соревнований, я не планирую погибать в ближайшее время.

***

- Ну вот, профессионалы закончили, теперь очередь любителей. Можете зайти, если хотите, - Донован с легкой улыбкой смотрит на меня и Джона, сложив руки на груди. С некоторых пор ее нападки имеют скорее шутливый характер, нежели показное презрение, как было раньше. Ее отношение неоднозначно, после моих извинений она все еще с недоверием относится ко мне, однако теперь куда более дружелюбно и тепло, чем год назад. Нужно было еще раньше попытаться сыграть на ее чувствах, дабы сделать свою работу более легкой, однако, что самое забавное, я действительно был искренен, когда просил прощения.
- Не забывайте: у нее шок и ей всего семь лет. Так что постарайтесь…
- Не быть собой?
- Не быть тем, кем вы были раньше. Просто расслабьтесь и не давите на нее слишком сильно. Я надеюсь на вас. – Лейстред отходит в сторону, позволяя нам пройти в комнату с перепуганной девочкой.
Когда ребенок начинает истошно вопить и пятиться при виде меня, я испытываю неподдельное удивление. Джимми, Джимми, Джимми, что за планы твоего больного гения претворяются в жизнь, как горячо, как остро, это непонимание, удивление, незнание будущего, незнание ситуации, ты оперируешь разом всем, что может меня завести и заинтересовать, что же происходит, сейчас, что? Пожалуй, никто еще не реагировал на меня так после пары секунд, можно мысленно записать это в свой личный рекорд, я думаю. В чем заключается твоя задумка? Настроить против меня всех и каждого в полицейском участке, оставить меня без поддержки внешних сил и заставить разбираться с собственными проблемами – с созданными тобой проблемами, - в полном одиночестве? А Джон? Каким образом ты решил убрать Джона из небольшого списка моих союзников?
Милая девочка, не надо так громко кричать, ты сбиваешь меня с мыслей.
- Ничего не понимаю, - схватившись обеими руками за голову, Джон едва заметно качался из стороны в сторону, пытаясь обдумать только что произошедшую ситуацию. Это был тяжелый и трудный день, наполненный поисками и риском, и он совершенно не ожидал, что все закончится настолько неожиданно. О, не волнуйтесь, доктор Ватсон, я уверяю вас: это еще не конец.
- Девочка травмирована. Что-то в Шерлоке напомнило ей похитителя.
Умно, Джим, ты прекрасен, сколько глубины, сколько мыслей, сколько гениальных идей! Пускай во вред мне, пускай все, что ты делаешь, ты делаешь с идиотской целью потопить меня и, словно герой детских сказок, в конце спасти от неминуемой гибели, величаво подставив ладонь. Мне плевать на мотивы, совершенно, ведь я смотрю дальше, я вижу детали, Боже, как же прекрасно. Ты столько времени и сил тратил и продолжаешь тратить на свой спектакль, какая игра, какая идеальная актерская игра, мой дорогой преступник столетия! Я пел бы тебе оды собственного сочинения, оды твоему разуму, обладай хоть каплей творческого таланта. Увы, в связи со своими особенностями мышления, я не могу мыслить фантазиями, мне совершенно неподвластно поприще деятелей искусства.
О, Мориарти, а ты гениален и многогранен. Твоя картина, мой портрет, высеченный пастельными мазками на полотне, словно ножом для резки по стеклу на витраже, это признание, я помню твои чувства, уже тогда ты был зависим от меня. Я нервничаю, нервничаю долгие месяцы, истязаюсь бесконечными истеричными мыслями, почему-то начисто забыв о том, что когда-то уже увидел ответы на волнующие меня вопросы в твоих глазах. Ведь они не лгут.
Возможно ли, что я просто получаю удовольствие от метаний и непонимания?
- Что она рассказала?
- Не может произнести ни слова.
- А мальчик?
- Он без сознания. Его еще держат в реанимации.
Услышь меня, увидь меня, почувствуй меня, сейчас, в этот миг, в это короткое мгновение абсолютного знания и понимания, ответь, слышишь? На фоне бьющейся в эмоциональном потрясении маленькой девочки, на фоне лежащего в обморочном состоянии мальчика, мне нужен знак, символ, толчок, я неуверен, я на перепутье, непонятно чем вызванном, это бывает, это пройдет, я лишь с каждым днем становлюсь все более нестабильным и несдержанным, не в состоянии контролировать эмоциональные приливы. Это пройдет. Это пройдет, я знаю, вот только верну контроль над собственной головой. А ты помоги мне.
Глаза бегают. Дышу глубоко. Покой.
В окнах напротив зажигается свет, демонстрирующий три красных буквы, ярких, крупных, только для меня, персонально для меня.
« Y O M»
«Ты мой должник»? Да, Джим, я должен тебе целую жизнь, за то, что открыл глаза слепому, я вижу сердцем, чувствую, я ощущаю. Мое просветление обходится безбожно высокой ценой, но как я могу упрекнуть тебя в этом?
- Шерлок, не бери в голову. Я вот тоже всегда хочу закричать, когда ты входишь в комнату. Как и большинство людей, - неловкий юмор детектива вызывает легкую улыбку. Он ведь на моей стороне, всегда был, из-за какой-то извращенной любви к правосудию, чувствующий мою принадлежность к его карающей длани. Даже то, что я спал с тем, кого официально ловят все известные спецслужбы – а на деле же неоднократно пользующиеся его услугами, - если и пошатнуло мой авторитет в его глазах, но уж точно не опрокинуло. Он последний, кто будет считать меня виновником произошедшего. Не представляю и не хочу даже задумываться над тем, что пришло в голову Джиму Мориарти, дабы во мне разочаровался и этот человек. Пусть это будет сюрпризом. О, скоро будет гонка. – Ладно, идемте.
- Как можно было найти похищенных детей только лишь по следам в комнате, Холмс? – Донован. О, нет, она не предъявляет мне обвинений или претензий в моем обмане, конечно же нет. Но она шокирована и недоверчива. И она никогда не доверяла мне как Грегори.
Оставляю без ответа ее вопрос и выхожу из кабинета на улицу вслед за Джоном и детективом. Думай, что хочешь, это ничего не изменит, вы все разочаруетесь во мне в ближайшее время.
- Как ты, Шерлок?
- Я растерян. Мне нужно побыть в одиночестве. Не могли бы мы поехать в разных автомобилях? – Задаю вопрос, забираясь на заднее сиденье такси. Ватсон не спорит, Ватсон молча кивает, Ватсон отходит в сторону. Он знает меня слишком хорошо, мой верный друг. Почему же я совершенно незнаком с собой?
Мне кажется, раньше я был бы более прямолинеен.
Огни мелькают, тысячи огней ночного Лондона, они пробегают мимо и мельтешат перед глазами, я не обращаю внимания, я делю на ноль, я доказываю теорему Ферма, я ищу способ превращения в золото свинца. Ошибка, ошибка программы, меня уносит по течению, я снова не могу справиться с собственным потоком сознания, с собственными мыслями. Мне нужен Майкрофт. Срочно.
-…приобрести этот потрясающий вечерний комплект вы можете прямо сейчас…
- Выключите, пожалуйста, - реклама раздражает и делает только хуже, она мешает собирать собственные раздробленные мысли в единое целое. Словно пытаешься скрепить скотчем разбитый хрусталь.
- Прошу вас, уберите звук.
На мгновение на экране мелькнуло… лицо Джима?
Мы продолжаем нашу игру?
Я играю без сохранений, без дополнительных жизней и на самом тяжелом уровне.
- Здравствуйте! Вы готовы послушать историю? Я расскажу вам про сэра Хвастуна! – Он кривляется, он играет, он нагружает мой мозг работой, подавая в него шквал новой информации. Я на пределе. Я счастлив. – Сэр Хвастун был самым храбрым рыцарем за круглым столом, но вскоре все стали уставать от его историй про то, что он самый отважный, убил больше всех драконов. И тут все задумались! – Игра лицом восхитительна, как можно совмещать столь гениальный ум и такой творческий потенциал? Насколько великим человеком нужно для этого быть? А может быть, только так и можно? – А не подвирает ли он, сэр Хвастун? Очень похоже! И тогда один из рыцарей пошел к королю Артуру и сказал: «Никто больше не верит в выдумки, которые сэр Хвастун сочиняет! Он просто старый враль и плетет красивые небылицы, чтобы все им восхищались». И тогда у короля появились сомнения. Но на этом сэр Хвастун не избавился от проблем. Нет. Это была не последняя проблема. Конец!
Мои сомнения, мои страхи и мои кошмары на время уносятся на второй план, догадки пролетают стремительно в голове, я не успеваю поймать их даже за хвост, только лишь вывод всех своих мыслей: кто сидит за рулем – полковник или Джим? Ставлю на первого, ибо Мориарти считает нецелесообразным являться на эту партию до ее завершения.
- Остановите машину!
Я успеваю выйти из авто, как оно тут же, с визгом колес, уносится прочь. В зеркало заднего вида успеваю заметить ухмыляющееся лицо Себастьяна Морана.
Фарс. Самый натуральный. А «сказка» лишь подтвердила мои догадки.
- Осторожно! – Предостережение незнакомца сливается со звуком тормозящего автомобиля, я понимаю, что не успеваю даже обернуться, что это будет самый бездарный и безвкусный финал сей истории из всех, который можно было бы только вообразить. Но чьи-то руки – обладателя взволнованного голоса, очевидно, выдергивают меня с опасного участка дороги. Машина проносится мимо.
Это белый мужчина с лицом, состаренным войной и собственными деяниями. Цепкий стальной взгляд, профессиональный захват характеризуют его как человека явно непростого и способного за себя постоять. Майкрофт послал профессиональную слежку? Вряд ли его люди выглядели бы столь неофициально даже под прикрытием.
- Благодарю за помощь.
Можно ли пожать руку без трех секунд трупу? Можно.
Удивления не осталось. Фарс, комедия, сумасшедший дом, ты решил довести все до абсурда, Джеймс Мориарти? Как сбить со следа человека, который на основе логических цепочек может рассказать о тебе все? Полным отсутствием логики, разумеется.
Выстрелы приложили тело моего спасителя к фонарному столбу.


***

«Меня только что посмертно спас неизвестный белый мужчина с выправкой бывалого солдата. Посмертно, потому что спустя пару секунд его пристрелили. Что-нибудь знаешь об этом? ШХ»
- Ты мог просто позвонить, откуда такая страстная любовь к смс-сообщениям?
- Майк, - брат выбрался из только что подъехавшей тонированной машины, затерявшейся в обилии полицейских автомобилей. Тщательно скрытая озадаченность под маской хладнокровия вызвали во мне легкий приступ тревоги. – Ты в курсе, что происходит? Не замечал раньше пасущих меня агентов британского правительства.
- Не глупи, это не мои люди.
- Это сарказм.
- Верю. – Следом за Майкрофтом появилась Антея. – Не могла бы ты нас оставить? – Девушка передала ему матовую синюю папку и кивнула мне в знак приветствия. - Шерлок, отойдем в сторону.
Мы ушли подальше от толпы любителей бесплатного зрелища и судмедэкспертов. Неловко поправляя сползший шарф, я безмолвно принял из рук брата сигарету – чересчур много я стал в последнее время курить, даже, пожалуй, чаще, чем перед неудачной попыткой бросить, надо как-то сокращать суточную норму, слишком вредно для здоровья, - вдохнул едкий никотиновый дым и вопросительно взглянул на Майка.
- Кстати, что ты, черт возьми, тут делаешь? Не помню, чтобы ты приезжал к каждому убийству, к которому я имею прямое или косвенное отношение.
- Я здесь, чтобы лично донести до тебя некоторые сведения, которые немного меня беспокоят. – Брат вытащил из папки несколько фотографий и протянул мне. – Узнаешь кого-нибудь?
Четыре человека, заснятых без их ведома, на бегу. Женщина и три мужчины, один из которых около часа назад получил очередь в грудь после моего рукопожатия.
- Кто они? – Я внимательно всматривался в их лица, находя их неуловимо знакомыми, словно неоднократно видел их, однако не слишком приглядывался. Держать фото было немного неудобно, поскольку одна рука была занята сигаретой.
- Четыре киллера мирового уровня. И, что в этой ситуации наиболее важно, на мой взгляд, все они живут в радиусе нескольких десятков метров от вашей с Джоном квартиры. Кстати, где твой доктор?
- Стоит в пробке и страшно зол, что не оказывает мне в данный момент неоценимой моральной поддержки. Я точно видел этих двух мужчин на этой неделе, женщина также кажется мне знакомой. Напрашивается логичный вопрос, какого черта они забыли у моего дома? – Я отдал фотографии Майкрофту и взял досье на всех четверых, мельком просматривая немалый «послужной список». Опытные профессионалы, в самом деле мировой уровень, мастера своего смертельного дела, зачем им я и почему я все еще жив? За аксиому возьмем то, что это дело рук Мориарти, но где же логика? Выдернутые со всех концов земного шара четыре элитных убийцы, буквально пасущие мой дом? Уверен, что моего спасителя убрал как раз кто-то из них. За одно лишь рукопожатие? Киллер спасает собственную цель? Получается, я не цель? И не обменяйся этот.. Сулейман со мной парой реплик, он остался бы жив? Возможно, их послали, чтобы выведать у меня какую-то информацию, но послали как минимум четыре никоим образом не пересекающиеся организации, с побочным заданием: устранять конкурентов, если появится хотя бы намек на то, что они добыли информацию? Но какую я мог дать информацию незнакомому человеку сразу же после того, как меня спасли из-под колес автомобиля?! Мой криминальный гений запутывает ситуацию, буквально пичкая ее ненужными деталями и людьми, доводя ее до еще более полного абсурда? Отвернувшаяся полиция, толпа убийц с непонятными целями, полный бардак и бесконтрольщина, которые обязаны довести меня до ручки?
- Ты что-нибудь понимаешь? – Изученные мной документы перекочевали обратно в синюю папку.
- Мой бывший любовник, ушедший в подполье, снова показывает когти, - сообщаю свои соображения со вздохом, в последний раз затягиваясь и выбрасывая окурок на землю.
- Есть ли у тебя мысли, что за тайные сокрытые знания хранятся в твоей дурной голове, за которыми охотились четыре самых выдающихся убийц? – С братом легко, убеждаюсь в этом, наверное, в тысячный раз, ибо тому же Джону простые и логичные умозаключения предварительно нужно разделать и разжевывать. Так как с последним я провожу куда больше времени, привычная догадливость собеседника теперь кажется мне просто-таки подарком судьбы.
- Если бы все это происходило парой месяцев ранее, я был бы уверен, что им нужна информация о настоящей личности криминального консультанта, которого, как известно, до некоторых скандальных событий никто никогда не видел. Но теперь я вправду не имею ни малейшего представления. И это меня бесит.
Брат молчит некоторое время, обдумывая ситуацию. Очевидно, что он надеялся получить от меня хоть какое-то разъяснение сложившихся обстоятельств. Видит Бог, я был бы и сам не против знать, что конкретно происходит.
- Просто знай, что рядом есть еще трое. А раз ты еще жив, значит, здесь они не по твою душу. И было бы нежелательно, чтобы они перестреляли друг друга и тебя в суматохе, так что будь аккуратнее. Я волнуюсь.
Недолгий взгляд, касания душ, сознания, немой диалог, я все слышу, все понимаю, твои сомнения, твой хаос, метания и незнание, как относиться и как поступить – впервые, наверное, за всю твою жизнь. Джим, Джим, Джим, ты смог своим появлением в моей жизни сдвинуть с мертвой точки не только меня. Ты в растерянности, брат, ты беспокоишься, ты не знаешь, как относиться ко мне, к нему, к нам двоим в совокупности и системе, как воспринимать нас, как смотреть на убийцу своей жены и того, кто заставил меня проснуться и ожить.
- Нам нужно поговорить. Но в другом месте и в другое время. Я позвоню. Или напишу, - Майк чуть улыбается. - Спасибо за информацию и поддержку.
- Не пропадай.
Брат садится в машину, подзывая Антею за собой, а я раздумываю, стоит ли остановить его и попросить об услуге, которая, уверен, может дорого обойтись нам обоим.
- Подожди! – Подбегаю к автомобилю и стучу по двери. Сложный выбор, явно не в мою пользу, не в его, но не сделай я этого – все выходки обиженного моей глупостью криминального консультанта – надо же, ранимая душа, не обделенная средствами и фантазией, - ушли бы впустую, что заставило бы его повторять свои игры снова и снова. Как бы мне не нравился сам процесс, но я больше стремлюсь к финалу и примирению. Впервые мне ближе человеческая сторона ситуации.
Майк опускает заднее стекло и вопросительно смотрит на меня.
- Ты не можешь не осознавать, что происходит нечто не совсем вписывающееся в твое понимание происходящего. И, не вдаваясь в детали, дальше будет только хуже. Я прошу тебя не вмешиваться ни во что, каким бы диким и опасным для моей жизни это не казалось. – Замолкаю на секунду, подбирая подходящие слова. - Сегодня или завтра я окажусь в тюрьме, либо в уголовном розыске, как повезет. Так нужно, так задумано. Не паникуй, я выкручусь. И, повторяю, я прошу и настаиваю на твоем невмешательстве.
Лицо Майкрофта нечитаемо и закрыто, но я вижу, что его совершенно не устраивает моя просьба. Неужели откажет?
- Хорошо. Я надеюсь на твое благоразумие. И ты все еще должен мне разговор. Обстоятельства на это не влияют. – Легкая улыбка, и машина трогается с места, тихо, неслышно, как и подобает двигаться дорогим и качественным автомобилям.
- Умоляю, не говорите мне, что я кому-то должен. Начинает надоедать.

***

- Нет, Грегори. Я говорю «нет», - шкаф явно не в том состоянии, чтобы выдержать вес пусть и не ожиревшего, но все-таки взрослого тридцатилетнего мужчины, потому я с некоторой опаской и заминкой – не заметной, однако, со стороны, - спускаюсь на пол, держа в руках маленькую камеру.
- Но я ведь даже не задал вопрос…
- Ты же понимаешь, что я знаю, о чем ты хотел спросить. Я не поеду в участок.
Инспектор бледен и подавлен, серые тени под глазами и взгляд побитой собаки вызывают жалость и странное человеческое понимание. Он мне верит, все еще верит, хотя и не жил со мной год под одной крышей, чтобы иметь реальные основания для доверия. А вдруг я и в самом деле подстраивал все те дела, с которыми в расстроенном чувстве собственного бессилия он приходил ко мне? Вдруг я действительно обманывал всех и каждого? Что ж, мне полагается медаль за столь длительное ведение за нос всей лондонской полиции. По-своему это тоже показатель интеллекта. – Андерсон и Донован?
Лейстред кивает, опуская глаза. Ему стыдно.
- Первого я всегда считал по уровню интеллекта ниже даже среднестатистического человека. А вот Донован… ее можно понять. До некоторого времени мы были в отвратительных отношениях, что тебе прекрасно известно.
- Я уверен, что все это просто глупое совпадение, Шерлок. Поедем, разберемся в участке.
- Мориарти умен. И не стеснен в фантазии. Сначала они, а дальше вы, инспектор. Как ни печально это осознавать. У тебя нет ордена на арест, я прав? В добровольном же порядке я отказываюсь куда-либо направляться. Видишь? – Указываю ему на камеру и сажусь в компьютерное кресло. – Это важнее. Я не могу терять время. К тому же в завтрашних газетах обязательно окажется фото, как меня в наручниках погружают в полицейский автомобиль, что также не способствует особой популярности. О, Мориарти просто гений! Уничтожает меня по частям, шаг за шагом, - вывожу видео с камеры на экран ноутбука, наблюдая за своим увеличенным лицом. – Повторяю, Грег, я не поеду в участок. Передай мои искренние сожаления Донован.
Инспектор протягивает руку и слегка стискивает мое плечо.
- Ты был в свое время отменным сукиным сыном, Шерлок. Бесчувственным сукиным сыном. Но сейчас я верю в тебя и верю тебе. Я вернусь с ордером, но постараюсь задержаться насколько это возможно. Удачи. И тебе, Джон, - Лейстред улыбается неловко и уходит в сторону лестницы, провожаемый ошарашенным взглядом Ватсона. И моим польщенным молчанием. Неожиданно и крайне приятно получать подобную поддержку, хоть и не несущую в себе какой-либо реальной помощи, но полную искренности и добродетели. Приятно быть человечным. Ты ощущаешь то неуловимое чувство симпатии, ты способен сам выразить ее кому-либо – это ново, оно, наверное, еще очень долгое время не перестанет меня удивлять.


***

- Звонил Лейстред. Сказал, что они едут сюда. С ордером. Наперегонки готовят наручники. Все офицеры, которых ты выставил идиотами. А таких немало, ты сам знаешь.
Итак, все идет по плану, по его плану. Вера испаряется, нужен только крошечный толчок, брешь, которая дает людям поверить, что они не так глупы, как я показывал и доказывал им на протяжении нескольких лет, они с радостью ухватились за соломинку, они счастливы объявить меня лгуном и упечь за решетку. Сложно их винить. Типичное поведение.
- Ребята, простите. Какой-то парень принес пакет, а я забыла. Помечен: «скоропортящийся», - миссис Хадсон, напрочь, впрочем, забыв о том, что «выглядит на камеру не слишком шикарно», протягивает Джону конверт, излучая извинения. – Имя такое забавное. Как будто в сказке.
Сказке? Джим.
Доктор Ватсон распаковывает посылку и достает оттуда печенье в форме человечка.
- Что за черт? Шерлок, что это значит?
Я мог бы попытаться ответить, если бы полицейские сирены и звонкий голос Донован на улице не перебили меня:
- Холмс! У нас ордер, Холмс!
Нет смысла винить ее, нет смысла корить вообще кого-либо – это лишь игра. Игра, затеянная Джеймсом Мориарти. Он всегда получает то, что хочет, он всегда добивается своего – любыми методами. Но чего ты хочешь сейчас? Финальной партии, мой гений? Чтобы затем, унизив меня, растоптав, разбив мою репутацию к чертям, с достоинством уйти в тень и продолжить жить как раньше? А сможешь ли ты? Ведь я видел твои глаза. Они не лгут. Мы зависим друг от друга, ты не сможешь без меня, ты сдохнешь от скуки в окружении шелков, богатств и шлюх, потому что ничто и никто не смогут доставить тебе такого интеллектуального удовольствия, кроме меня.
Надеваю пальто и шарф, неспешно, - а куда мне спешить, собственно? Демонстративно протягиваю руки вошедшему инспектору и опускающей в смятении глаза Донован. Они все понимают, что неправы. Но так проще. Им.
- Шерлок Холмс, вы арестованы по подозрению в похищении детей.
Джон возмущается и чуть ли не с кулаками бросается на полицейских, застегивающих на мне наручники. Он прав, все знают, что он прав, что прав я, но кого это волнует? Мориарти умен.
Когда из дома, пошатываясь, выходит начальник инспектора, придерживая окровавленную салфетку у лица, я усмехаюсь. Джона выводят следом, точно также закованного в кандалы, как на плаху, его прижимают к машине рядом.
- Боялся соскучиться? Ты со мной? – Усмехаюсь.
- Да, конечно. Оказывается, нельзя врезать по носу шефу полиции. Что за чушь, не правда ли?
Итак, пора.
Деморализовав полицейских с помощью рации, вытаскиваю пистолет из кобуры стоящего рядом.
- Всем лечь на землю! Быстро! – Ошарашенные лица бывших хозяев ситуации на пару мгновений радуют взгляд. Пячусь назад, в сторону дворов и закоулков, направляю дуло пистолета к виску Джона и кричу: - Это мой заложник!
- Да, так лучше, намного лучше, чудесно, просто чудесно, мать твою, а дальше-то что?
- Мой обиженный любовник хочет поиграть. Поиграем?
- Ты знаешь, я не…
- Беги!
Дворы, темные подворотни, туннели. Мы бежим, прячась от полицейских машин, долго, бесконечно долго. Наконец, выдохшись совершенно в каком-то темном переходе между домами, мы останавливаемся, все еще скованные наручниками.
- Пойдем к Майкрофту, он поможет, - Джон тяжело дышит, вопросительно смотря на меня. Он не понимает, не видит логику, странную извращенную логику Мориарти, написанную яркими огромными буквами на листе ватмана в моем мозгу. Я вижу. Лишь мы с ним вдвоем видим. Я не одобряю, но и не противлюсь. Я заслужил, все заслужил.
- Позже, - оглядываюсь в поисках наиболее приемлемого пути для дальнейшего бегства, но Ватсон останавливает меня:
- Посмотри туда. За нами следят. Мы не уйдем от полиции, - отчаянно шепчет он.
- О, это не полиция, - темноту озаряет свет фонаря, так удачно падающий на лицо незнакомца, наблюдающего за нами от самого начала погони. Незнакомца ли? Я знаю его. – Это наш сосед с Бейкер-стрит. Давай узнаем, что ему нужно.
Снова бег, снова сбившееся дыхание и бешеный стук сердца. Попробуем сыграть на их страстном желании спасти мне жизнь – ныне покойный Сулейман вытащил меня из-под колес автомобиля.
- Пробежим перед автобусом!
Как я и предполагал, в последнее мгновение кто-то сбивает меня с проезжей части, за секунду до столкновения.
Сегодняшний день богат на события, два киллера подряд спасают мою жизнь. Абсурд.
Мой криминальный гений любит абсурдные ситуации.
Перегруппировавшись, - а это крайне неудобно, находясь в лежачем положении, да еще и будучи пристегнутым одной рукой наручниками к другому человеку, - я забираю пистолет у дезориентированного убийцы и направляю дуло в его сторону:
- Что вам нужно? Отвечайте! – Он не боится, он не растерян, он просчитывает наиболее благоприятные варианты дальнейшего действия. Профессионал.
- Мориарти оставил его у вас в квартире. Компьютерный код-ключ. Прошу вас, опустите оружие, нет причины убивать меня, - мужчина демонстрирует пустые ладони, поднимаясь на ноги.
Код-ключ? Что за вздор? Он имеет в виду метод, с помощью которого Джим открыл три самых охраняемых места Британии? Неужели может существовать какая-либо электронная программа, которой под силу открыть за считанные секунды любые замки? Для этого нужен как минимум мощнейший компьютер, аналогов которому нет и не предвидится в ближайшем будущем. Это я могу утверждать со стопроцентной вероятностью, благо, что братец имеет доступ и не к такой информации. Уже давно существуют программы для подбора паролей, но на это уходят месяцы и годы. Код-ключ – очередной вздор, деза, подкинутая киллерам Мориарти для усугубления фарса. Отлично, просто превосходно. Каждая сторона обладает своей, индивидуальной информацией, запутывающей все окончательно. Мешанина, каша из вранья, в которой увязнут по уши, если не увязли до сих пор, как криминальные верхи, так и верхи политические. Майкрофт также дезинформирован, интересно? Он не так глуп, чтобы купиться на подобное. Но ведь и Джим не уступает ему в интеллекте, если не обгоняет. Уж по части хитрости и жесткого юмора моему любовнику нет равных.
- Превосходно, восхитительно… - я забываюсь на миг, вновь переживая это мгновенное чувство эйфории от кипения мыслей, Джим, ты прекрасен, ты знал об этом?
- Ты понимаешь, о чем он? – Джон настороженно переводит взгляд то на меня, то на стоящего рядом убийцу, посланного любой ценой защищать меня от посягательств противоборствующих сторон.
Я почти не удивляюсь, когда его грудь прошивают три выстрела, и бездыханное тело падает на пыльный асфальт ночного города. Ватсон в коем-то веке не задерживается и без моего толчка, синхронно со мной, убегает прочь, в сторону подворотен, в арку, откуда мы двинулись с намерением попасть под автобус.
- Шерлок, о чем он говорил, какой ключ? – Почти кричит доктор.
- Он говорил о программе, способной открыть любую дверь и взломать любую систему. Благодаря ней Мориарти якобы и вскрыл Тауэр, банк и тюрьму, - оглядываюсь, высматривая ненужных свидетелей. Повезло в этот раз, улица пустынна и безжизненна. – Это полный бред. Такой программы нет и не может существовать, если только Джим не собрал у себя в подвале суперкомпьютер четвертого тысячелетия, используя для этого примитивную технологию нашего времени.
Ватсон молчит, переваривая информацию. Замечаю неподдельный интерес в его глазах за секунду до удивленного восклицания:
- Так, а это ты видел? «Разоблачительный эксклюзив от… Ричарда Брука»?! Это же его имя! Ну, имя, под которым он… вы… ну, с тобой…
- Спал, Джон. Занимался сексом. Дай сюда, - забираю у доктора газету, пробегаясь глазами по заголовку. «Шерлок: шокирующая правда. Дилан Ралли, интервью с Ричардом Бруком».
Это становится все интересней и интересней. Хотя, казалось бы, дальше уже некуда.

***

Под покровом ночи мы вламываемся в запертую квартиру того самого идолопоклонника из туалета в зале суда. Отвергнутый кумиром и пышущий негодованием журналист с радостью ухватился за человека, предоставившего ему информацию на блюдечке с голубой каемочкой. Информацию, которая может опорочить, отмстить за униженное самолюбие и пренебрежительное отношение. Право же, люди так злопамятны.
Даже гении. О, тем более гении!
Дверь открывается неслышно и, судя по всему, она оснащена неплохой звукоизоляцией, потому что, как только мы входим в дом, быстро закрывая ее снова, со второго этажа разносятся характерные звуки.
Стоны, крики, рык. Голос того, кто нежно, но крепко прижимал меня в абсолютно неромантичной обстановке к стене туалета, еле сдерживаясь от воплощения в жизнь своих ночных фантазий. И до дрожи знакомый, родной, который я привык слышать только наедине со мной, только лишь под собой и никогда больше.
Великий Джим Мориарти не только взрывает города, открывает велением руки запертые двери и шантажирует присяжных – великий Джим Мориарти учит холодного доселе как сталь и как она же эмоционального Шерлока Холмса чувствам. И чувствам не всегда приятным.
Ревность. Холодная, обжигающая, бьющая в сердце – в злосчастный орган, на который за этот год свалилось столько всего нового и неведанного доселе. Я готов метать молнии, убить, воскресить и еще раз убить того проклятого журналиста, посмевшего коснуться того, кто принадлежит мне, мне и только мне. Я не помню себя, я не знаю себя, словно сварили в кислоте и попытались из нее же вылепить некое подобие меня – а нет теперь меня, есть только форма. Оболочка, очертания. Я сожжен и опустошен, а в следующий миг – горю Адским пламенем обманутого грешника, получившего пустышку вместо обещанного Желания, продавшего душу за бесценок, а теперь вынужденного вечность вариться в котле собственных эмоций. Боже, эти эмоции, никогда не было так, никто никогда не причинял такого, лучше уж прыгнуть в кипящее масло, чем это.
Если Джим чувствовал хотя бы десятую часть того пожара, бушующего во мне сейчас – Ирэн умерла слишком легкой смертью.
Взгляд мой остекленел, движения нервные и медленные. Алый от смущения Ватсон неловко рассматривает обстановку квартиры, вздрагивая с каждым новым звуком, раздающимся сверху. А мне хочется убить всех и себя каждый гребаный раз, когда кровать стучит об пол, а сладкий стон бьется в истоме о стены квартиры.
- Поднимемся наверх или подождем, пока они… закончат? – Спрашивает чуть слышно Джон. Какой смысл говорить шепотом – они слишком заняты, чтобы слышать что-либо.
- Спустятся сами.
А я просто не вынесу вида ваших сплетённых тел.
Во что ты превратил меня, Мориарти? Что за тряпку из меня сделал? Комок из боли и унижения, с трудом справившийся с алкоголизмом, проведший в депрессии несколько месяцев? Ты умеешь мстить, а месть твоя сладка, словно яд. Дай же мне погибнуть, спрячь антидот, выкинь, уничтожь, я не могу так больше.
Мы просидели на диване около получаса, они давно закончили развлекаться, только болтали о какой-то чепухе, совершенно со мной или судом над Джимом не связанной, пока, наконец, не прозвучала фраза: «Пойдем вниз, выпьем кофе».
Джеймс Ричард Брук в черных джинсах и Дилан Ралли в темно-зеленых боксерах спускаются по лестнице и застывают в немом изумлении, глядя на нас с Джоном, сидящих напротив.
Ты бесподобный актер, мой милый. И удивление на твоем лице поистине неподдельное, хотя я уверен, что ты рассчитал все от и до – даже подгадал время, во сколько нужно лечь в постель с этим журналистом, чтобы я застал вас посреди процесса. Уверен, у тебя даже была продумана тактика поведения на случай, если я ворвусь к вам в спальню, как только услышу стоны. Ты ведь всегда продумываешь все варианты, ведь так?
Я готов убить тебя. Расстрелять из пулемета, отрезать длинной очередью тебе голову, чтобы в разные стороны хлестала кровь, а дергающееся в конвульсиях тело повалилось на землю. А затем биться в истерике над твоим трупом.
Я люблю тебя. И я ненавижу и презираю себя за это.
Прости меня, прошу, Джим, ты отомстил сполна, хватит, не нужно больше. Ты нашел способ меня сломать.
- Шерлок? Какого черта ты здесь забыл? – А глаза твои смеются, полыхая жестоким обжигающим пламенем Тартара.


***

- Мне надоела эта шумиха, дело приняло слишком опасный оборот, я не желаю больше играть в твои идиотские игры! И прости меня, что озвучиваю это при Джоне, но ему пора бы уже знать обо всем. Наша шутка обернулась слишком масштабным вниманием, ты не находишь? – Джим Мориарти, король темных подворотен и безликих бандитов Британии и всего мира, стоит у плиты, раскрасневшийся, с взлохмаченной прической, зевает и извиняющимся тоном сообщает, что не намерен больше играть навязанную Мной игру. Я схожу с ума? – Тебе эспрессо, как всегда?
Я молчу. Я не могу выдавить ни слова. Потому что за столом напротив сидит совершенно ошарашенный и ничего не понимающий Джон, который дезориентирован еще больше меня. Потому что репортер Дилан Ралли под идиотским предлогом выставлен из кухни. Глупый репортер, одаривший меня извиняющимся взглядом и легким пожиманием плечами – мол, ничего не могу сделать, ваши проблемы, разбирайтесь.
- Джим…
- Извини, что так внезапно вышел из игры, - король преступного мира садиться мне в ноги и берет в ладони мои руки, уже освобожденные от наручников, смотря мне прямо в глаза. Против воли израненное сердце начинает биться чаще и быстрее. – Извини, что бросил тебя так резко – я не смог выдержать этого. Мне стали приходить письма с угрозами, на электронный ящик я получал сообщения от каких-то психопатов и подражателей. – Он в смятении замолкает. – Глупая идея была. Если бы не Дилан, меня бы грохнули. Он спас меня, он защитил меня, он согласился напечатать этот материал. Пойми, я не склонен к самопожертвованию, и за свои безумные идеи ты должен сам отвечать – я же не хочу отсидеть оставшуюся жизнь в тюрьме, потому что у тебя крыша поехала. Ты не обижаешься на меня?
Его слова, его тон, его вид настолько правдоподобны, что мне начинает казаться, будто я действительно сумасшедший. И что не было никогда прекрасных дедуктивных способностей, восхитительно острого ума, умения просчитывать всю партию наперед из одного лишь хода – было только раздвоение личности. И одна из них делала все, чтобы другая считала себя гением.
- Да что здесь происходит?! Шерлок, объясни мне, пожалуйста, я нихрена не соображаю! – Джон хватается за голову обеими руками и громко ставит локти на стол. На стол с забавной скатертью в розовый цветочек.
Я сейчас сорвусь. Правда.
- Это все ложь, - шепчу ему в ответ. – Ложь. – И обращаюсь к моему бывшему любовнику: - Под каким номером числится в твоей гениальной голове эта личина, Мориарти? И на что еще ты готов пойти, чтобы уничтожить меня окончательно? Розыск в полиции? Убийство веры в меня в моем единственном друге? Разоблачающая статья? Боже, как же ты умен…
- Шерлок, да нет никакого Мориарти! Я Ричард, Джеймс Ричард Брук! Что с тобой творится? - Удивление и волнение в твоих глазах неподдельны, мой гений, мой криминальный гений, моя мечта, мое вечное проклятие.
Кофе пролилось из турки, зашипело, и Джим с проклятиями поднялся и ринулся к плите.
- Умоляю, скажи, что он просто издевается над нами, Шерлок! – Ватсон в ужасе и смятении, он боится. Меня?
- Джон, все просто. Шерлоку пришла гениальная идея поводить за нос полицию и своего брата. Мы решили сыграть в преступников. Поначалу было весело, согласен, было забавно, но это зашло слишком далеко, я вышел из игры, - Джим ставит две чашки кофе, мне и доктору, на стол и садится сам. – Я не хотел, чтобы ты видел нас с Диланом вместе, потому сорвался поначалу, прости меня. Да и вообще, прости за все это. Но мне дорога моя жизнь.
- Перестань, пожалуйста, - прошу почти шепотом. Я слишком обескуражен. Я банально не знаю, как мне дальше поступать и что делать. На одно мгновение я даже предположил, что он прав, что нет и не было никакого Мориарти. У меня и вправду проблемы с рассудком? А если это не так, то как можно быть настолько наглым и обладать таким безграничным жестким черным юмором?
Как можно ранить в самое сердце, целенаправленно сталкивая меня лицом к лицу со стонами на втором этаже и скрипом кроватных ножек?
Психопат ли я - неизвестно, но я точно схожу с ума от него и его выходок, от того, как безжалостно он копается грязными руками в моей грудной клетке, неосторожными пальцами беря мое солнечное сплетение и расплетая его, в разные стороны, небрежно, разрывая то, что не поддается его грубым пальцам. Я поражаюсь одновременными его чуткостью и жестокостью. Тем, с каким особенным вниманием он следит, чтобы мне было как можно больнее, как можно хуже. Какая старательность, я должен быть польщен, я был бы польщен, если бы не эта отвратительная вязкая боль внутри.
Он собирается что-то сказать, что-то безусловно сочувствующее и ободряющее, я буквально вижу это по мимике и глазам – холодным, бездушным глазам, - но Джима прерывает стук во входную дверь и крики:
- Откройте, это полиция! – И затем, в какофонии ударов дубинкой и криков полицейских, раздается голос ублюдочного репортера:
- Рич, открой!
- Идиот конченый! – Шепчет Мориарти. – Уже иду! - Он вскакивает со стула и бросается к двери, смежной между прихожей и кухней, осматривая коридор: - Ключи оставил. Господи, какой же дурак… Шерлок, Джон, вам пора сматываться.
- Что происходит? – Ватсон туго соображает, как и всегда, как и все, это дает некоторую уверенность, что люди все-таки такие же дураки, какими я считал их всегда, раз уж я моментально сообразил, что случилось.
- Дилан решил поиграть в героя. Прости меня, простите меня оба. Джон, мне действительно жаль, что из-за этой статьи за вами началась такая охота. Я просто хотел спасти свою жизнь, - Джеймс подбегает к балконной двери, открывая ее нараспашку, и обращается к нам: - Тут пожарная лестница. Бегите, я постараюсь задержать их. И еще раз, простите меня, пожалуйста.
Ватсон бросает на меня странный взгляд и направляется на балкон, Мориарти ободряюще хлопает его по плечу. Когда доктор скрывается из вида, прижимаю Джима к подоконнику:
- Что происходит, черт возьми?! Как можно было вообще додуматься до такого?!
- Совершенно не понимаю, о чем ты, Шерлок, - о, снова этот противный высокий голос, насмешка надо мной, над самой судьбой, что свела нас вместе год назад. – Тебе не кажется, что пора убегать? Ручной доктор будет волноваться, если тебя не будет долго. Да и полиция взломает дверь сама, рано или поздно. – Словно в подтверждение его слов, стуки и крики зазвучали с новой силой.
- Я ненавижу тебя, Мориарти. Знал бы ты, насколько сильно.
- Больно, да? – Тон на секунды холодеет, а голос неожиданной становится серьезным и тяжелым. И понимающим, пожалуй. - О, я понимаю тебя, прекрасно понимаю. А сейчас вали отсюда, у тебя полминуты, дверь не железная.
Отталкиваю его в сторону и удаляюсь молча, ибо не в состоянии ответить ему что-либо. Я заслужил, я все заслужил. Но я стерплю. Я поклялся сам себе стерпеть все, что придет ему в голову, лишь бы простил. И вернулся.

***

Джон идет чуть впереди, не смотря на меня, игнорируя мои оклики. Я понимаю, словно читаю по его скованности и замкнутости то, что происходит у него внутри, он растерян, он сомневается во мне, в себе, в том, кто я есть на самом деле и кто из нас двоих – я или Мориарти-Брук, - обманщик. Если отбросить эмоции и чувства, я с безграничным любопытством наблюдаю за его метаниями и внутренней паникой, мне отрешенно интересно, что же перевесит в нем все-таки: факты, подсунутые ему под нос Джимом, указывающие на то, что я лжец и проходимец, бесплатный спектакль в доме журналиста, только укрепивший сомнения или же безграничная вера в лучшего и самого близкого друга, пусть даже он - полнейшая скотина и бесчувственный кусок льда. При всем моем уважении к Ватсону, а также при всей моей вере в наши крепкие отношения, я не могу поставить на второй вариант с полной уверенностью. Мориарти – гений, достойный Нобелевской премии, лучший, не имеющий конкурентов в своем деле – в умении подстроить, что ему угодно, под свои собственные замыслы. Я не могу соперничать с ним на этом поприще, могу лишь только наблюдать и анализировать, силясь понять последующие поступки. Что он может сделать дальше, практически уничтожив веру в меня человека, в котором я никогда не смел сомневаться за последние месяцы? Что еще он может отнять у меня, чтобы закрепить намертво свой жестокий урок, что он хочет получить в итоге? Чего мне ждать дальше?..
- Джон! – Хватаю доктора за предплечье, останавливая. Догадка, совершенно идиотская, но настолько очевидная и прозрачная, если знать странную логику Джима – или хотя бы понимать, что в его логике чаще логика отсутствует, - молнией врезается в разум, перехватывая дыхание.
- Не трогай меня. Пожалуйста. – Вот так-так! Джеймс Мориарти, ты великолепен! Ты смог за несколько часов непрерывного подкидывания дезы в умы людей и одной личной встречи с моим другом убедить последнего в том, что я лжец! Может ли мое уважение возрасти еще больше?
Главное - это как можно глубже заткнуть эту ноющую боль. Боль, которая взрывает разум, когда перед глазами всплывает образ квартиры Дилана Ралли и стонов на втором этаже. Не думать. Не думать об этом.
- Ты поверил ему? – Спрашиваю Джона, упорно отводящего глаза в сторону.
- Я не знаю. Черт, я ничего не знаю и не понимаю!
- Я ведь предупреждал тебя, что он в силах разрушить и твое ко мне отношения. Что ж, я не виню тебя. Кто знает, что творилось бы в моей голове, попади я в такую ситуацию. - Глупости, я бы ни за что не сомневался в очевидном, меня нельзя переубедить в том, в чем я уверен, минутное замешательство в том доме – всего лишь шок и дезориентация. Я действительно прочно стою на ногах своих убеждений. Но тебе нужно, чтобы я сказал это, так тебе будет легче сейчас уйти. Ведь ты хочешь уйти.
- Шерлок… Прости меня. Я не могу разобраться. Ни в чем. Это какой-то дурдом. Или он дурит нас, или ты дуришь всех. Мне трудно поверить в последнее. Но и в первое тоже. Трудно. – Он стискивает на секунду мою ладонь на своей руке, затем отпускает и удаляется в темноту. Я стою на месте. – Иди к Майкрофту. Он должен помочь тебе. Я рискну потревожить старых знакомых со времен Афганистана, может быть, выиграю тебе некоторое время.
Силуэт Ватсона скрывается за аркой, а я все еще стою в темноте домов.
Сигарету бы сейчас.
Телефон в кармане вибрирует, оповещая меня о пришедшем сообщении. Что же это будет, интересно? Насмешка? Пожелание удачи в этой неравной борьбе? Оповещение, что Дилана не будет в доме пару часов, а значит, я могу заглянуть, перед нашей последней финальной схваткой?
«Истинная любовь не может говорить, потому что истинное чувство выражается скорее делом, чем словами. ДМ»
Мой милый гений, не оскорбляй великого Уильяма Шекспира, применяя его высказывания к нашим разборкам.

запись создана: 02.07.2013 в 14:43

@темы: "Сыграй со мной партию.." и тд, Слэш

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Хелп

а мне бы пинкаааааааа!=_=
если есть еще кто-либо, интересующийся моим самым длинным и неоконченным, - да и единственным на сей момент, лол, - ФФ, будьте добры сказочно, пните меня на написание проды!>_<
валю на природа через сутки. там наберусь вдохновения и рожу, наконец, главу.
там ведь немного осталось, до конца-то.
не могу сесть спокойно. жизнь бьет ключом просто, сама в шоке.
а ФФ надо дописать. я клялась в полнолуние на крови девственницы, что я закончу его.
ребятушки!..

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Лето

Устроилась на работу официантом. Йоу!
Не такая уж и легкая работа, оказывается. Не могу пока подробности выдать, ибо устала как не знаю кто.
Проду пишу помаленьку, но, учитывая столь внезапное событие, могу затянуть. А что делать, деньги лишними не бывают=)
Как у кого проходит лето, народ?)

@темы: Повседневность, Личное

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Сыграй со мной партию, мой милый анонимный гений!

Название: Сыграй со мной партию, мой милый анонимный гений!
Автор: z@raza
Бета: Ritsu Kotolenush, Я и MW
Категория: слэш
Жанр: romance, AU
Пейринг: Шерлок/Джим
Рейтинг: R
Размер: макси
Статус: в процессе
Дисклеймер: моя лишь идея
Размещение: пишите в личку, обговорим=)
Саммари: Во что выльется желание Джима сделать Мориарти анонимным персонажем, а милого Джимми из IT-отдела - любовником Шерлока Холмса?
Предупреждения: OOC

Глава 11 - часть первая

Глава 11

Легкое раздражение прочно поселилось в моей груди с того момента, как я вышел из мужского туалета, но вовсе не из-за жалости или мук совести от оскорблений глупого фаната с замашками папарацци. О, об этом неудачном представителе рода человеческого я забыл тут же – ну, или через некоторое время, ибо очень уж неожиданным и наглым был его напор, грубым, я оценил. Больше чего бы то ни было меня тревожила сейчас невозможность выкурить пару сигарет перед тем, как меня вызовут в зал суда в качестве главного свидетеля по делу. Главного, но не единственного – в настоящий момент несчастный Грегори Лейстред в поте лица отдувается за все кровавые выходки моего бывшего любовника, за каждую пролитую им играючи алую каплю на месте преступления, за каждый окроплённый труп и измазанную стену. Каждое дело обмусоливают и облизывают со всех сторон, требуют от инспектора неких скрытых знаний и деталей, которыми тот, естественно, не обладает. Судья злится, присяжные негодуют, Лейстред краснеет и бледнеет одновременно, ассиметрично, пятнами. И наверняка проклинает тот день, когда согласился на настойчивую просьбу моего брата курировать дела, в которых замешан Мориарти. Интересно, с чего вдруг Майкрофт вцепился в него такой мертвой хваткой? Разглядел не дюжий потенциал? Или понимает, что ни с кем более я просто не буду работать?
В последнюю очередь меня волнует тот факт, что меня может вдруг не оказаться рядом, когда инспектора отпустят с миром отдышаться. Братец все уладит, в любое время и в любой ситуации. Черт, но если я попытаюсь выйти на улицу, толпы журналистов завалят меня вопросами и своим излишним вниманием. Проще потерпеть и не дергаться.
Дверь в зал суда открывается неожиданно.
- Мистер Холмс, прошу вас пройти для дачи показаний, - официально одетая женщина с пучком волос и пигментными пятнами на лице усталым взглядом провожает мою раздраженную отсутствием никотина в организме фигуру.
Умышленно прохожу, не отрывая взгляда от судьи, медленно, неспешно, размеренно. Боковое зрение вопит от восторга, наблюдая за замершей фигурой в светлом кремовом костюме, милый, я вижу тебя, я хочу смотреть на тебя ближе, я хочу тебя прямо здесь и сейчас. Будет ли судья в некотором замешательстве, если я пойду не за стойку свидетеля, а прямо к тебе, на ходу расстегивая пуговицы на рубашке? Сверху вниз, медленно. Ты слышишь мои мысленные стоны и молебны, я знаю это, не вижу, но чувствую, твой взгляд материален, он куда ощутимее любого прикосновения. Твое желание и нетерпение не дают мне спокойно идти, я спотыкаюсь о них, спотыкаюсь о твой голод, он опутывает мои ноги до щиколоток, до колен, до грудной клетки, словно тропические лианы, словно красивые цветы, завлекающие в свой бутон глупых насекомых, чтобы затем захлопнуться и сожрать их. Твои чувства, твое извращенное влечение к моей скромной персоне напоминает мне эти цветы – экзотическое, хищное, желание обладать, владеть, поглотить и смять, уничтожить, но сделать своим. Как же тебя цепляет, что я не даюсь, что мое тело принадлежит тебе, но мое сердце – кусок камня, металла, бетона – оно сопротивляется, да так успешно, что ты не в силах завладеть им. Я делал и делаю по сей день все, лишь бы ты не узнал и не понял, что самое нечеловеческое существо на этой планете сделало меня равным людям. Насильно впихнуло в ряды тех, кто страдает и любит.
Они задают мне стандартные в таких ситуациях вопросы, удостоверяющие мою личность, адрес проживания и род занятий. Отвечаю, не задумываясь, не включаясь толком в их слова, практически на автомате. Все мое внимание приковано к фигуре напротив. Десять метров, может быть, плюс-минус пара, плевать, какая разница, черт.
Он другой. Этого человека я вижу первый раз в жизни. Сухой, собранный, состоящий из тайны, опасности и безумия. Я не вижу глаз – они почти черные. Словно бездна, черная дыра, добравшаяся-таки до нашей Солнечной системы и поглотившая ее, намертво въевшись, поселившись на дне зрачков Джеймса Мориарти. Он – хищник на охоте, а охота – каждая секунда его жизни. До сих событий увидеть его и узнать – означало умереть в ближайшие секунды. Этот Дьявол приходил за некоторыми своими жертвами самостоятельно. Собран, сосредоточен, зол, но зол так иронично, эти характеристики, совершенно несочетаемые друг с другом, уживаются в нем просто бесподобно, что сложно оторвать взгляд. Особенно мне – человеку, отчаянно скучающему по этому чертовому королю преступного мира.
Мне мало, мало смотреть в его надменные высокомерные черные глаза, будто бы он не узнает меня, лишь участившееся дыхание и сдерживаемая улыбка торжества выдают его возбуждение. Мне мало его, мне нужен тот Джим, мой Джим, который ведет себя возмутительно бескультурно и нагло, швыряющий стаканы об стены, когда чем-то недоволен, курящий в квартире и ленящийся открыть окно, откровенный, пошлый, неподражаемый, идеальный, для меня идеальный. Не знаю никого лучше. Гори в Аду, проклятая сука, надавившая на мою животную похоть и сумевшая разрушить наши иррациональные и странные отношения даже после своей смерти. Или нет. Не так. Пусть ангелы носят тебя на руках, одетую в белоснежные одежды, святую, чистую, позволившую мне узнать цену моей похоти. И желание может исходить от сердца. Желание обладать. Мы сожрем друг друга, мой милый, мой актер, надевший свою постоянную личину беспринципного криминального гения, ты тот, с кем я занимался сумасшедшим безудержным сексом умов, когда мобильный трещал и вибрировал от напряжения, исходившего от меня. Я мечтаю узнать, который из них ты, есть ли вообще ты? С тобой никогда не бывает скучно, не будет скучно, каждая твоя маска – полноценная личность, с набором привычек, черт и изюминок, сложная и бесконечно интересная. И их – сотни, тысячи, диаметрально противоположных и разных. Я знаю лишь одну, но я нуждаюсь в ней, словно в наркотике, я готов отказаться навсегда от никотина, лишь бы как минимум каждые полчаса видеть тебя и разговаривать с тобой, пикироваться, спорить, но чувствовать твое присутствие. Я уже отчаянно хочу узнать тебя в этой роли, роли гениального маньяка-психопата, человека с полным отсутствием моральных принципов и тормозов. Ты - новый, но я знаю, что ты хочешь меня. Каждая твоя личина зависима от моей персоны, это приятно греет мое самолюбие, я уверен, что мы сможем с тобой выяснить все и вернуться к тем отношениям, которые были до злополучной близости с Ирэн Адлер. Но сколько должно пройти времени, сколько должно событий случиться – остается только гадать, потому что именно я виновен в нашем разладе и по молчаливому согласию готов предоставить тебе полную свободу действий, чтобы ты вволю наигрался, мой дорогой гений, а затем принял бы мои извинения. Мне страшно представить, что ты придумал в качестве «закрепления урока». Но извиняться я буду старательно, о, ты не сможешь не простить меня.
Спокойствие и печать нирваны лежат на его лице, это даже на секунду сбивает меня с автоматических ответов, отчего приходится невольно включиться в дискуссию. Джим Мориарти надувает шар из жевательной резинки и громко лопает его, облизывая губы.
- Мистер Холмс, прошу вас ответить на мой вопрос, - женщина в белом комичном парике смешно морщит нос, неотрывно смотря на мое лицо. О, она, бесспорно, заметила нашу минутную дуэль взглядами, но уж точно оставила без внимания разряд электрического тока, прошедший стремительно мимо, тысяча вольт, две тысячи? – Не могли бы вы подробнее описать нам значение фразы «консультирующий преступник»?
- Конечно, мне это совершенно несложно. – Моргаю, приводя мысли в порядок, справляясь с отчаянным желанием видеть и чувствовать. Не сейчас. Все будет. Позже. – Джеймса Мориарти нанимают люди, в чьих интересах скрыться с глаз правительства, организовать чью либо смерть или гениальное самоубийство, заминировать здание – список незаконных дел, которые в состоянии организовать стоящий перед вами человек, можно продолжать до бесконечности.
Секундное замешательство было прервано нервными движениями судьи и поспешными вопросами прокурора:
- Как бы вы могли охарактеризовать…
- Наводящий вопрос. Защита опротестует, а судья поддержит. Боже! – Неожиданно замечаю на самых дальних рядах полковника Себастьяна Морана, заметно нервничающего от создавшейся ситуации. Он неотрывно глядит на меня и насмешливо кивает головой, пряча беспокойство, когда его взгляд сталкивается с моим. Я улыбаюсь в ответ.
- Я попросил бы вас, мистер Холмс, вести себя более сдержанно.
- Спросите, как бы я мог описать его, какое у меня о нем мнение, - произношу устало.
- Мистер Холмс! – Судья начинает заметно нервничать, что немного веселит меня. Замечаю, что Джон энергично вертит головой, с непониманием косясь на седоволосого мужчину, который с нескрываемым любопытством наблюдает за его действиями. В секундную паузу во время перепалки судьи и защиты успеваю еле заметно отрицательно махнуть головой: нет, не надо звонить Майкрофту. А Ватсон-то где успел столкнуться с полковником?
Знакомый мне репортер с мокрым от холодной воды лицом садится немного левее и выше Джона, в упор смотря в затылок криминальному гению.
- Хорошо. Что бы вы могли сказать об этом человеке? Долго ли вы знаете его? В каких отношениях вы состояли с мистером Мориарти?
- Если вы спрашиваете меня о Джеймсе Мориарти, то до сегодняшнего дня я ни разу не видел его, общаясь только посредством смс-сообщений. Охарактеризовать? Холодный и расчетливый, гений, не просто человек – паук, сидящий в центре преступной паутины, в его руках тысячи тонких нитей, и он абсолютно точно знает, как действует каждая из них.
Прокурор явно была дезориентирована.
- Мистер Холмс, я прошу вас отзываться об обвиняемом как об одном человеке, он абсолютно здоров и вменяем, была проведена независимая медицинская экспертиза…
Мой едва сдерживаемый смех прерывает изречения этой глупой женщины. Медицинская экспертиза? Независимая? Вы серьезно?
- Я прошу вас вести себя подобающим образом, иначе мне придется удалить вас из зала!
Судья злится, прокурор же хранит молчание.
- Что ж, я продолжу, если вы позволите. Я был длительное время в тесных близких отношениях с одной из ипостасей этого гениального преступника, Джеймсом Ричардом Бруком. Мориарти был в его роли в течение нескольких месяцев. Неугомонный, саркастичный, инфантильный, умный. Интересный человек, безусловно, какая глубина мысли, какой простор для изучения и понимания! – Джим улыбается мне, отводя взгляд и скромно поворачивая голову в сторону, удивленно и польщенно двинув бровями. Несколько наигранно, я бы сказал. Но он играет на публику, не для меня, я был удостоен в свое время полугодового представление и уже получил свое. Опасность, опасность, опасность, как можно находиться с ним в одном помещении и не чувствовать этого панического страха?
- Знали ли вы о готовящихся преступлениях?
- Я не имел счастья ни общаться, ни видеть Джеймса Мориарти в последние полгода. Мы были в некоторой ссоре, затянувшейся на длительное время, - я наблюдаю за тобой, за выверенными отточенными движениями, тщательная щепотка нужных эмоций отмерена в каждом твоем вдохе и выдохе, в каждом взгляде, в каждой мысли. Наблюдаю и восхищаюсь, преклоняясь перед твоим гением, умом, талантом контролировать себя на все сто процентов. Лишь меня можно назвать твоим изъяном, ты привязался ко мне, не пускаешь близко, но и не отпускаешь от себя. Я всегда там, где ты хочешь, независимо от моих желаний. Последние месяцы меня и мою личную жизнь контролировал Джеймс Мориарти, но никак не Джимми-программист-Брук – смею ли я надеяться, что не только инфантильная личина харизматичного истерика зависима от меня и моего общества, но еще и твоя постоянная, та оболочка, с который ты сжился, словно с родной – оболочка криминального гения преступного мира? Я не могу утверждать наверняка, черт, ты единственный, в чьих мотивах и поступках я уверен лишь на пятьдесят процентов, словно хожу по канату над бездной с завязанными глазами, будто есть лишь одна правда, а чуть оступишься и шагнешь в сторону – ошибка, смерть. Я все еще лечу, я все еще падаю, потому что непростительно и возмутительно нагло шагнул за грань дозволенного, но ты простишь меня. Все, что происходит вокруг – безукоризненная отрепетированная постановка моего продолжительно и насильного извинения. Через круги Ада я должен буду пройти, чтобы добиться от тебя снисхождения, я уверен в этом – наверное, единственное, что не вызывает у меня сомнений. И я готов к этому, ко всему. Без тебя сложно, без тебя скучно, я на самом дне преисподней без твоего присутствия.
- В чем была причина вашей ссоры? – Подает голос представитель Джима.
- Протестую, Ваша честь! Это к делу не относится.
- Принимаю протест. – О, я всегда знал, что большая часть молодых зеленых юнцов идет в юриспруденцию ради этого светлого момента истины – чтобы громко стукнуть по столу молотком. Хоть раз.
- Больше к свидетелю нет вопросов, Ваша честь.
Меня отпускают с миром до следующего заседания.
Я спешно и нервно ищу в карманах пачку сигарет.

Глава 11 - часть вторая

***

Я отсчитываю секунды до того, как искренне недоумевающий Джон разорвет тишину телефонным звонком и в праведном негодовании начнет возмущаться оправданием Джеймса Мориарти. Я в нетерпении, я взволнован, я знаю, что после того, как моего криминального гений отпустят, он направится ко мне. Я хочу услышать из уст моего личного доктора о том, что Джим на свободе, ибо это будет означать, что он направляется ко мне. Дав себе обещание не двигаться с дивана до получения столь ожидаемой мной информации, я, словно на иголках, недвижимый и с закрытыми глазами лежу на софе в ожидании трели мобильного телефона.
Однако первым меня оповещает вовсе не доктор Ватсон.
«Оправдан. Будь осторожен. МХ»
«Он может сделать что угодно, но только не убить меня. Так что не волнуйся. ШХ»
«Джон, я оповещен. Не смей появляться в доме в ближайшие три часа. ШХ»
Чтобы лишний раз не отвлекаться на взволнованные звонки Джона, я вытаскиваю из телефона батарею и забрасываю ее под кровать. Во избежание.
С этого мига мной словно по команде завладевают предвкушение и резкий прилив сил. Я адски хочу увидеть тебя, мой личный Враг, мой порок, мое отражение. Я хочу сыграть с тобой по твоим правилам, на твоем поле, любыми фигурами, только играй, играй со мной, не останавливайся, мой милый гений.
Это словно незапланированное свидание после долгой разлуки, прекрасное тем, что мы не назначали друг другу ни время, ни место встречи, но точно знаем, где и как оно будет проходить. Я ставлю вариться кофе и достаю чайный сервиз из верхнего ящика. Неспешно, хотя внутри все словно горит огнем от предвкушения, от того, что вот сейчас, уже совсем скоро я увижу того тебя, о котором мечтал год назад, убийцу, Врага, я хочу знать каждую твою личину! Ныне покойная Ирэн Адлер, не без чьего участия заварилась вся эта каша, говорила когда-то: «Как ни старайся изменить свой облик, это всегда будет автопортрет». Узнав каждую твою маску, изучив досконально, выискивая частички твоей настоящей личности, я смогу увидеть Тебя, без прикрас и лишних деталей.
Ловлю себя на мысли, что почти не помню лица мисс Адлер. Конечно, при желании я могу восстановить ее черты в деталях, которым позавидовал бы любой компьютер, но зачем? Чем быстрее она исчезнет окончательно, тем будет лучше.
Кофе, сливки, какао-молоко и сахар, много сахара, я никогда не понимал, как ты пьешь такую приторную гадость. Поднос аккуратно перенесен на журнальный столик.
Я отсчитываю минуты до того, как ты зайдешь в квартиру и неспешно поднимешься на второй этаж, улыбаясь так, что кровь будет стынуть в жилах. Опасность, опасность, опасность, ну же!
От нетерпения копаюсь в ящиках и с удивлением обнаруживаю песочное печенье. Даже съедобное. Нахожу миниатюрную вазочку, подходящую по интерьеру к сервизу. Мое внимание к деталям ответит Джиму Мориарти на все интересующие его вопросы. Пусть так, увидь, что я раскаиваюсь, что мне не все равно, черт, ты ведь уже видел это в зале суда. Плевать. На все.
Слегка подрагивающие пальцы начинают меня крайне беспокоить. Что за излишняя эмоциональность? Дабы отвлечься, беру в руки скрипку, нервно пробегаясь смычком по струнам, стараясь быть нежным и трепетным – нельзя обижать мою верную подругу, единственную женщину, к которой я испытываю искреннее восхищение и бесконечное уважение. Она успокаивающе гладит мой череп изнутри своими звуками, льет литры лавандового масла на мою растрепанную нервную душу, практически насильно и совершенно без сопротивления с моей стороны, убаюкивая мой страх и нервозность. Ее голос прекрасен, он льется блаженной мелодией по комнате, трепетно касаясь слухового нерва. Я слышу едва уловимый скрип лестничных досок, в совокупности с будоражащей своим спокойствием мелодией это вызывает бурную и вполне естественную реакцию организма.
Мне кажется, я чувствую запах его парфюма. Парфюма Джеймса Мориарти, но не Джима Брука.
Я знаю, что он вошел, что стоит прямо за моей спиной сейчас, настолько откровенно близко – всего лишь в нескольких метрах, несравненная близость, я потрясен! – настолько прекрасно. Чувствую взгляд кожей, нутром, он холодным лезвием кинжала проходит по моему телу, оставляя глубокие царапины-шрамы. Набухшие и чуть побелевшие края этих ножевых ранений едва-едва расходятся, выпуская наружу темную кровь. И болит, Боже, щиплет и саднит, словно вокруг соленый морской воздух, будто мы посреди соленого моря, только лишь вдвоем. Как приятна эта боль, как я скучал по ней! Ты обещал изрезать меня тончайшими лезвиями, я помню, пусть эта смс и пришла мне больше года назад. Ты сдержал свое обещание.
Я терплю и не оборачиваюсь, пока мелодия не завершится под моими руками, затем аккуратно опускаю скрипку со смычком на кресло.
- Не любишь незаконченные произведения? – Джим Мориарти, словно первый раз находится в этой квартире, с интересом разглядывает интерьер и окружающую обстановку, прежде чем взять из вазочки красное яблоко.
- Предпочитаю доводить все до конца. Тебе ли не знать, Джеймс? – Я никогда прежде не называл его в личной беседе полным именем. Сейчас в этом была какая-то горькая ирония и разъедающий сарказм, который был понятен только лишь ему и мне – под «Джеймсом» всегда подразумевался «Мориарти». Он понял меня, вопросительно подняв брови и улыбнувшись. Как Джим Брук. Почти как Джим Брук.
- О, Шерлок, я знаю о твоих предпочтениях гораздо больше тебя самого, - посмотрев на фрукт в своих руках, словно первый раз увидев его, он произносит: - Я присяду?
- Конечно. Я ждал тебя. Твой кофе готов, хотя и мог немного остыть – я думал, ты придешь раньше.
- Себастьян попал в пробку, мы задержались, ты не в обиде?
- Вовсе нет.
Джим садится в кресло, достает из кармана дешевый складной ножик и начинает методично отрезать от яблока куски. Я в легком недоумении и вместе с тем поистине захвачен ситуацией, когда совершенно не имею представления, что произойдет дальше. Непонятный, странный человек! Какое огромное удовольствие я получаю, просто находясь рядом. Удовольствие опасное, смертельное, но такое острое.
- Ты не сильно расстроился, что я выстрелил ей в голову прямо в твоем доме? – В словах смех, глаза горят озорством и ухмылкой, но насколько же невысказанных вопросов ты ответил мне тем, что спросил в первую очередь про нее! Я ликую.
- Зависит ли Большая Игра, которую ты мне приготовил в качестве расплаты за мои грехи, от моего ответа?
- Нисколько, это лишь голое любопытство. Хуже чем сейчас ты вряд ли можешь сделать. Прекрасный кофе, кстати!
- Я тронут, что ты оценил мои таланты, - опираюсь телом на камин и скрещиваю руки на груди, закрываясь, сдерживая свое ликование. Бесконечные слащавые мысли вызывают во мне стыд, я готов провалиться сквозь землю, когда вижу в зрачках моего любовника усмешку и понимание. Он знает, что я готов щенком виться у его ног, о, да, он добивался именно этого, расчетливый ублюдок. Как же я скучал. – Сложно было добраться до жюри?
- Помилуй, Шерлок! Я за секунды вскрыл Тауэр, что мне какие-то двенадцать гостиничных номеров? Это не подземный бункер с охранной системой высшего класса, на который понадобилось бы чуть больше времени. Дешевая забегаловка. – Гладкие ухоженные руки твердо и уверенно издеваются над яблоком, лезвие скользит по его красной поверхности, вырезая лишь Джиму ведомые узоры. О, несомненно, он что-то затеял, человек, сидящий передо мной, ничего не делает просто так.
Я еще помню, как эти руки царапали мою спину. Как нарочито высокий тон голоса срывался до ультразвука на пике оргазма, как выгибалась гибкая спина. Как твои укусы на шее и плечах саднили и кровоточили, как эти ощущения доставляли мне удовольствие мазохиста, и я нарочно задевал ссадины и синяки дверьми машин, углами, косяками, лишь бы прочувствовать. И вспомнить.
- Зачем было все это? Только ли я маялся от скуки, Джеймс? – Я не уточняю, что имею в виду, я уверен, что он понимает меня. Он знает что отвечать еще до того, как я задам вопрос. Слишком хорошо он выучил меня, слишком сильно я возбужден его присутствием, его общением, чтобы контролировать собственную голову. Мориарти, ты Дьявол. Вглядываюсь в отчужденные глаза, о, они осмотрели каждый уголок гостиной, но еще ни разу не встретились с моими дольше, чем на секунду.
- Я помню, - кусочек яблока отправляется в рот, - как все начиналось. Как твои действия и твой острый и незаурядный гений, мимо которого весьма сложно пройти и не заметить, бросились мне в глаза и встали поперек дороги. Черт, как же ты бесил меня тем, что я не могу обыграть тебя! Убить было слишком скучно, а ты – ты вызывал интерес, мой дорогой Шерлок. А я слишком дорожил эмоциями год назад, а в особенности теми, кто их вызывает.
Присев в кресло напротив него, молча продолжаю слушать. Страшно дышать. Будто все тут же пропадет, словно мираж, ибо Джим, говорящий открыто и ничего не утаивающий, совершенно без загадок и метафор, кажется мне персонажем фантастическим и нереальным. Словно в этом есть очередная хитрость, подлость, что-то, чего я не могу заметить.
- Собственно, мне хотелось пообщаться с тобой в непринужденной обстановке. Знаешь ли, это была одна из самых забавных моих идей – познакомиться с тобой в роли Джимми Брука. В сущности, он забавный парень, Ричард – излишне эмоциональный, конечно, одевается слегка вызывающе. Хотя я тоже имею некоторую склонность к ярким рубашкам, если честно. Однако он перегибал палку. Как считаешь?
Глаза яркие, пустые, черные. Я пугаюсь, пугаюсь сумасшедшего, сидящего напротив меня. Я никогда прежде не видел его, не знал, кто этот незнакомец, занявший тело Джима-программиста? Как можно изменять собственную душу, всего лишь переодевая маски?
Опасно, опасно, опасно. Заводит. Джеймс Мориарти прекрасен, о, да.
- Официальный стиль одежды меня привлекает куда больше каково бы то ни было еще, тебе ли не знать.
- Ну да. Ты сторонник классики, - вновь кривляется. – Собственно, варианта было два: ты мог банально проигнорировать мое приглашение, и тогда наша сказка пошла бы по немного другому пути. Но! Ты взял телефон, согласился напиться в компании милого программиста с незаурядным интеллектом, а затем трахал его в его доме, а он впивался ногтями в твою спину. - Кладет яблоко на стол и берет в руки чашку кофе, отпивает, чуть жмурясь от удовольствия. Я сохраняю молчание. А ведь какую бы маску он ни надел, как бы ни пытался подать себя, он все тот же Джим, которого я знал. Потерял он свою настоящую сущность или нет, но Джимми Ричард Брук – это тот образ, который наиболее близок ему. Он пытался играть передо мной в нашу первую встречу, когда представился «молодым человеком Молли», но во вторую, после милой односторонней связи и короткого видеоролика с самоудовлетворением в ванной, уже в машине, он был собой.
И когда его стоны слышали все соседи в округе – он был собой.
Молниеносное осознание всего этого каким-то образом возвращает мне уверенность в себе, в ситуации. В нас. Джеймс, Джим, настоящий Джим – я знаю его. Только лишь его и знаю. И он великолепен.
Какая же все-таки это кричаще-человеческая черта – стыдиться любви к ярким цветам в одежде.
- Если опустить детали и ненужную конкретизацию, то в нашем сумасшедшем романе на два фронта виной всему мое согласие на первую встречу? – Мой голос смеется, мой голос ликует, Боже, как же мне хорошо. – Что ж, пусть будет по-твоему.
- Все всегда идет по-моему.
- Не вижу смысла тебя разубеждать, коль ты так уверен в своей непобедимости. Джеймс, я должен сказать, что до сих пор потрясен размахом твоей деятельности, а также твоими незаурядными актерскими способностями.
Он мурлычет, словно кот, моя похвала, несомненно, было ему приятна. Ловит ли он то же истинное блаженство от момента, как я? Рад ли? Читать Джима было намного проще. И знание того, что это все-таки один и тот же человек, мне совершенно не помогает. Стараюсь увидеть лучше, больше, заметить детали, по морщинкам на лице, по равномерно движущимся рукам, по огню безумия в глазах… Озорство, интерес, гордость. Я пробил защиту. Я увидел брешь. Я знаю, что он спросит сейчас.
- Ты уже объяснил своим, почему я ничего не взял?
- Вряд ли их устроит честный ответ.
- О, и как бы ты ЧЕСТНО ответил на этот вопрос?
- «Разозленный ревнивый инфантил мстит своему любовнику за то, что его гениальный мозг временно переместился не в ту голову», пойдет? - Ответы выскакивают, как и вопросы, совершенно без пауз, словно мы соревнуемся, кто быстрее умеет говорить.
Джим заливается искренним смехом, от неожиданности роняя и нож, и яблоко и облокачивается на спинку кресла. Это сбивает с толку – такой опасный, всего минуту назад, готовый убить, уничтожить и не повести даже бровью при этом – и смеется?
- Черт, я бы хотел увидеть, как твоя цитата в кавычках пестреет на первой полосе! – Он, все еще улыбаясь, встает с кресла, поднимает уроненные вещи и направляется к кухонному столу. Я не оборачиваюсь, показывая, что совершенно не жду от него неожиданностей, что это абсолютно нормальная ситуация, когда криминальный гений мирового уровня хозяйничает на кухне за моей спиной. Зря, наверное? Он не может не воспользоваться моментом.
Воспользуйся. Сделай хоть что-нибудь, прошу, умоляю, услышь мои мысли, как слышал их в зале суда, почувствуй, я хочу тебя. Всего.
- Все-таки ты прав, это слишком личное, не люблю вмешивать в свою личную жизнь кого-то постороннего, - он открывает какие-то ящики, копается на полках, я слышу, я не понимаю, зачем. Шум прекращается.
- Да неужели?
Плотная черная ткань закрывает мне весь обзор, я дергаюсь рефлекторно, пугаюсь, но Джим шепчет в ухо «Спокойно» и я замираю. Замираю, отдаваясь на волю любых извращенных фантазий своего любовника. Я все еще виновен. Лишенный зрения, я слышу лучше, чувствую острее, пальцы до онемения сжимаются на подлокотниках. Он завязывает узлом полотенце, размеренно и, как ни в чем не бывало, продолжает разговор:
- Представь себе. В курсе подробностей всех наших с тобой игр были лишь я, ты, Себастьян и Джимми-бой-Брук, которому по неосторожности ты сообщал все детали наших шалостей. А если бы Ричардом был не я, а кто-то другой? Как неосмотрительно, Шерлок, милый. Я ведь смотрел в твои глаза, я помню, что они кричали Ричарду. Ты посмел поставить его на первое место? И после этого ты клянешься мне в верности? – В конце монолога он затягивает ткань сильнее, причиняя мне боль, но тут же ослабляет ее. Урок? Сколько раз мне нужно попросить у тебя прощения? И что еще ты вменишь мне в вину – секс с Бруком? Что за абсурд?
Но я ни за что не произнесу это вслух. И счастье, что глаза мои закрыты от него, он прочел бы мое возмущения в зрачках. А этого не стоит допускать.
- Ты – это Брук. Настоящий ты. Неужели до сих пор не догадался, не принял, не понял? – Шепчу еле слышно, зная, однако, что он поймет.
Голову с силой запрокидывает назад, со злостью, неконтролируемой, Джим крепко держит меня за волосы, сразу, впрочем, ослабив хватку. Я чувствую его язык на своей шее, на ключицах, другой рукой он медленно расстегивает пуговицы моей рубашки. Я задыхаюсь. Мне невыносимо осознавать, что то, о чем я мечтал, чего хотел сильнее чего бы то ни было последние полгода, произойдет сейчас. Я хотел Джима – и Джим со мной.
- Зачем тебе эта… чертова показуха? – Рубашка расстегнута, я чувствую легкую прохладу и прикосновения рук к своему телу, сжимаю пальцы до скрипа диванной обивки. – Почему мы не можем разобраться как взрослые люди?
Руки пропадают, язык тоже, я бессильно громко выдыхаю, бесстыдно и отчаянно прогибаясь в пояснице. Джим, судя по звукам и положению его тела, перемещается вперед и садится между моих разведенных ног, крепко и твердо проходясь ладонями по бокам, к груди. Я почти чувствую его улыбку, хищную, чем тяжелее мое дыхание, тем более сумасшедшими становятся его глаза. Болезненное возбуждение мешает рационально мыслить.
- А ты юморист, Шерлок, не замечал раньше в тебе этой пикантной детали, - он снова отстраняется, снимает с меня рубашку окончательно и медленно двигает руками вниз, к ширинке, остановившись, впрочем, в нескольких сантиметрах. Мучитель. Боги. Еще. – Ты ничего не поймешь, совершенно ничего, если я не устрою тебе столь глобальную промывку мозгов. О, ты не забудешь ее! Мы просто обязаны решить эту проблему, - Джим ногтями врезается в мой живот и я чувствую, снова чувствую его горячий язык на моей коже, чуть выше пупка, на солнечном сплетении, как же это заводит, Мориарти, чертов палач, искуситель! Язык медленно перемещается к шее, я чувствую, как он втягивает кожу, я знаю, что там останется красочный сине-алый синяк, но как же это восхитительно! – А в чем последняя проблема, mon chér?
- В нас, - последнее слово напоминает змеиное шипение, потому что Джим зубами прикусывает шею, заставляя голос срываться. Дрожь по всему моему телу. Я все еще задыхаюсь.
- Верно! – Почти шепот, с придыханием, я призываю небеса обрушить на его голову все возможные проклятия, только лишь бы он продолжал. Закусив мою мочку уха, Мориарти вырывает гортанный и так долго сдерживаемый стон. На его лице победная ухмылка, я прав? Шепот продолжается, а руки расстегивают-таки замок штанов. Меня колотит. - Ты ведь понимаешь, что я не брошусь в твои объятия просто после одного твоего «прости, я ненарочно»? О, я заставлю тебя извиняться передо мной, снова и снова! – Он обхватывает мой член ладонью, сжимает, двигает рукой, хаотично, рвано, я не чувствую своих рук, потому что пальцы намертво впились в подлокотники кресла. Я сломлен, я подавлен, я готов продать ему свою душу, отдать ее просто так, лишь бы не останавливался. Дьявол, ты пришел за тем, что принадлежит тебе по праву? – Что же ты не отвечаешь? – Джим резко останавливается, убирая руку. Я дергаюсь вперед, рефлекторно, но он встает и начинает, напевая какую-то мелодию, абсолютно спокойно снимать свою и мою одежду. Я готов выть и просить, умолять, я могу, черт побери, снять эту дурацкую повязку со своих глаз! Но нет. Таковы не озвученные им правила. Стиснув зубы, я жду продолжения. Не замечал за Бруком такой любви к доминированию. Или же эта черта присутствует только лишь у Джеймса Мориарти? – Ты заинтригован? О, да, напряжен, ты боишься, но страстно предвкушаешь ту Большую Игру, которую я приготовил для тебя! Поверь, ты оценишь ее по достоинству. – Рука снова возвращается на мой член, медленно, мучительно медленно, прошу, ты видишь, Джим, я прошу тебя! – Не забывай, что ты мне должен. А я не люблю, когда мне не возвращают долги. – Его движения становятся еще медленнее, отчего я не сдерживаюсь, издавая почти неслышный стон, запрокидывая голову назад, шумно дышу. – Осталось совсем недолго, Шерлок. До падения. Не забывай – ты мой должник.
Впервые я жалею, что мои глаза связаны, потому что я хотел бы увидеть то, что происходит сейчас между моих ног: я чувствую, как головки коснулся влажный язык, как он прошелся по всему стволу, опять мучительно медленно, Господи, как он взял мой член в рот, полностью, меня переполняют возбуждение и желание, я стону уже в голос, совершенно не сдерживаясь, давясь хрипами – несомненно, Джеймс Мориарти делает минет ничуть не хуже Джимми Брука. Долго, горячо, влажно, приятно, я так ждал этого, так хотел его, я не верю, что он здесь, рядом, сейчас.
Я не удивляюсь, когда он начинает подготавливать меня к новой для меня роли в наших отношениях – мы никогда не менялись местами, Джим предпочитал быть снизу. Интересная задумка, что ж. Он продолжает, не останавливаясь, стонет негромко, я чувствую вибрацию его горла на своем члене, что заводит меня еще, еще больше, я впиваюсь в несчастное кресло ногтями – придется разговаривать потом с миссис Хадсон за дыры в обивке. Его пальцы внутри меня ритмично двигаются, я не чувствую боли, я максимально расслаблен, я хочу его, хочу его всего.
Когда я практически на пике, Джим прекращает терзать меня, вытащив пальцы и сжав основание члена так, что я не могу кончить. Я сжимаю зубы, вновь прогибаюсь, слышу его смех, но на тон ниже, он сам не слишком-то в состоянии контролировать собственный голос и собственное лицо. Не потому ли мои глаза закрыты сейчас?
Он приподнимает мои ноги под коленями и заводит выше, заставляя меня сесть в одну из самых бесстыдных поз. Я открыт, полностью, я иррационально доверяю тебе на сто процентов, считай меня сумасшедшим, но это так. Впервые без анализа собственных мыслей, без анализа действий, моих ли, твоих, мне все равно, я просто хочу чувствовать тебя в себе. Ну же.
Медленнее, чем я ожидал, Джим входит в меня, давая привыкнуть. Постепенно, миллиметрами, я дышу глубоко и размеренно, боясь сжаться невольно и сделать еще хуже. Он позволяет мне самостоятельно выбрать удобное мне положение, чем я и пользуюсь: притягиваю руками его за шею к себе – пальцы болят нестерпимо, целую, кусаю, куда придется, потому что не вижу его лица, не вижу губ. Я не сниму повязку, ни за что, раз он решил надеть ее на меня, таковы правила, по которым мне нравится играть. Решившись, обхватываю ногам его торс и придвигаю к себе, близко, насколько это возможно. Я максимально расслаблен, потому не получил особого дискомфорта, но сполна насладился сдерживаемым, но оттого еще более проникновенным хрипом, рыком, он сам находит мои губы, целуя яростно, и я почти кричу, потому что все именно так, как я хотел, как я мечтал последние месяцы. Джим вколачивается в мое тело, я слышу его вдохи и выдохи, мы оба в состоянии дикого сумасшествия от такой откровенной и такой ожидаемой нами близости. Мы противостоим друг другу в поцелуе, я чувствую кровь на своих губах, мне крышесносно восхитительно и хорошо. Я обнимаю его за шею, плечи, оставляя, наверное, отметины на коже, но это все неважно, это все не имеет совершенно никакого значения.
До обжигающей разрядки остается ничтожно малое количество времени и тогда Джим, наконец, срывает повязку с моих глаз, позволяя кончить от одного лишь вида наших сплетенных тел. И безумного возбуждения в его глазах, Боги, я вижу там сумасшедшую привязанность к своей скромной персоне. Оргазм накрывает с головой, Боже, я в Раю? Мориарти утыкается лбом мне в плечо, дышит тяжело и глубоко, выходя из моего тела, его руки слегка дрожат, мои все еще обнимают его за шею.
Я на пике блаженства. Я хочу растянуть эти минуты на бесконечно долгие столетия. Я счастлив до одурения.
Я чувствую себя человеком. Обычным человеком. Самым счастливым обычным человеком.

Глава 11 - часть третья

***

Разумеется, когда я выхожу из душа, старательно делая вид, что мое тело совершенно не потревожено его выходками, я не обнаруживаю Мориарти в квартире. Я знал, что так будет, это было логично и правильно, так поступил бы и я. Но иррациональное желание видеть его сейчас, в этой по-странному домашней обстановке, в пустом доме, где нет более никого – оно не исчезло. Понимая ненужность своей игры, громко выдыхаю и массирую затекшую после инициативы Джима шею. Чувствуя приятную тяжесть во всех конечностях, крепче затягиваю полотенце вокруг бедер и сажусь в кресло, где некоторое время назад происходило интересное действие. О, эти воспоминания теперь довольно долгое время будут самыми горячими и пошлыми. И не только из-за неожиданной смены ролей – это первая близость за столь долгое время полного отсутствия общения. Она словно подарок, она словно глоток воды для жаждущего. Я умирал от нехватки тебя, Джеймс Ричард Мориарти. Как получилось, что теперь я вынужден в немом крике просить тебя о снисхождении, молить о встречи, прикосновении, взгляде, диалоге, что теперь я – ведомый, но не ведущий? И не было ли так с самого начала, Джим, когда ты подъехал к моему дому в наше первое свидание, не спрашивая даже разрешения, а ставя лишь перед фактом? И кто знает, окажись ты совсем не Мориарти, а действительно простым программистом с темным прошлым – кого бы я выбрал в таком случае? Я не могу, уже совершенно не могу представить себя без тебя. И как же я затаенно и безгранично счастлив от того, что моя одержимость не подобна чувствам покойной мисс Адлер, чье влечение по отношению ко мне не вызывало во мне отклика. Потребность в твоем ответе ест меня ежедневно, ежесекундно. А какого было ей? Какого это вообще?
В задумчивости беру со стола недоеденное моим ушедшим гостем яблоко. На красном боку довольно неровно, однако узнаваемо, вырезан, а вернее даже выкрошен, большой вопросительный знак.
Улыбаюсь. Да, Джим, я тоже не знаю – к счастью.

***

Джон Ватсон замирает на несколько секунд, точнее прицеливаясь, а затем сильно и резко бьет кием по белому шару, который должен, учитывая физические законы средней и старшей школы, полететь аккурат в лузу. Увы, в этот раз законы физики пасуют перед выпитыми некоторое время назад кружками пива и довольно нервным состоянием доктора, отчего шар, кружась, оказывается на несколько сантиметров правее предполагаемой траектории.
- Дьявол!
- Э, нет, Дьявол развлекается в эти минуты. С Вашим же соседом по квартире, прости Господи. Разрешите присоединиться? Увы, меня тоже оставили без работы сейчас, с одним лишь пожеланием – быть как можно дальше от места их… «общения».
Джон одновременно удивляется такой бесцеремонности незнакомца и краснеет от осмысления сказанных им слов. Странные отношения криминального консультанта, опасного преступника, принадлежащего к армии демонов, даже более того – возглавляющего ее, и детектива-гения, бесспорно, того, кто защищает добро и справедливость – это всегда было, есть и будет за гранью того, что Ватсон способен принять. Да, когда он не знал, что Джим и Мориарти – один и тот же человек, он смог по-своему сойтись с избранником своего друга, не принимая их отношения, их выбор, их чувства, но понимая и зарекаясь не мешать и не препятствовать. Джона нельзя было назвать ярым защитником представителей сексуальных меньшинств, однако и противником он никогда не являлся, не испытывая совершенно никакого негатива к любителям своего пола. И неожиданно свалившейся на голову информацией, что Шерлок состоит в отношениях отнюдь не с покорившей его сердце прекрасной девушкой, Джон был удивлен не больше, чем наличием отрезанной головы в холодильнике или пакетику замороженных пальцев в морозильной камере. Это же Шерлок.
Прислонив кий к стене, доктор Ватсон делает приглашающий жест в сторону барной стойки и первым направляется к высокому стулу. Вот теперь выдалась уникальная возможность лично, тет-а-тет пообщаться со знаменитым полковником Себастьяном Мораном, чье имя фигурирует во всей этой Санта-Барбаре почти столь же часто, сколько имя Джеймса Мориарти.
Полковник идет следом. Седые волосы по обыкновению собраны в хвост за спиной, одежда показательно сера и непримечательна, случайно скользящий по его фигуре взгляд не задерживается на деталях – они попросту отсутствуют. Моран мастер маскировки, он способен затеряться на открытой местности, даже не пытаясь прятаться.
- Временное перемирие? – Он прямо-таки излучает добродушие и любезность, впрочем, совершенно искренние и не напускные. Ему действительно скучно, хочется поговорить и в компании дождаться, когда его босс закончит... «общение» - слово, сказанное именно с этой особой интонацией.
- Лично мы с вами вроде бы не ссорились.
- Посчитаю это за согласие. Еще два, пожалуйста! – Кивает он бармену.
Джон уже в приятном расположении духа, так что не возражает.
Молодой парень-бармен довольно быстро ставит перед мужчинами две наполненных кружки с пивом.
- Что ж, доктор, давайте выпьем с вами за наконец-то состоявшееся личное знакомство, - легкий звон соприкоснувшихся бокалов утопает в гуле музыки и разговоров. Ватсон сохраняет абсолютно не напускное спокойствие, с веселым задором разглядывая своего нежданного собеседника. От него не веет опасностью, как казалось, судя по отрывочным и редким рассказам Шерлока. И он не так глуп и примитивен, если исходить опять же из слов детектива, считающего идиотами всех и каждого за редким исключением. Он спокоен, не напряжен ни капли, чувствует себя абсолютно на своем месте.
- Я представлял вас иначе, полковник, - произносит Ватсон с улыбкой.
- О, и как же?
- Таким солдафоном с каменной мордой-кирпичом, псом, слепо следующим за своим хозяином.
- Надеюсь, ваше мнение изменилось? Не слишком приятно слышать подобное от коллеги и брата по несчастью, - ухмыляется Моран, привычным и отработанным движением собирая спутанные волосы в новый хвост, а затем переворачивая скрученную цепочку на шее. К большому удивлению доктора, он замечает мелькнувший в ладони маленький серебряный крестик.
- Вы верующий? Неожиданно.
- Когда твой босс – сам Сатана, невольно начинаешь верить в потусторонние силы.
Джон смеется.
- Вы говорили про нашу общую беду. Что это значит?
- Не имеете возражений? – Себастьян неспешно раскуривает сигарету, вежливо выдыхая никотиновый дым в другую сторону. – А вы так и не начали, как я вижу, несмотря на мой совет. Уважаю. Итак, отчего я назвал нас собратьями? А вы не согласны со мной? Ведь мы с вами оба – приближенные самых великих умов этого века! О них будут писать книги, если в наше время не перевелись еще толковые писатели, умеющие наблюдать и слушать. Таких больше нет и не будет, понимаете? Они уникальны, в единственном экземпляре, и просто перст судьбы и злая ее воля в том, что их отношения вышли далеко за грань банального соперничества добра и зла, чьими олицетворениями они являются. Вы не согласны? – Тон был восторженным и уважительным, в нем сквозило то неуловимое чувство осознания причастности к важным событиям и удовольствие от возможности видеть, как творится история прямо у тебя на глазах.
- Не разделяю вашего ликования. Я был бы более счастливым, если бы люди не погибали пачками по прихоти Мориарти, - произносит Джон хмуро. Себастьян не кажется пристыженным или смущенным.
- Братец вашего сожителя убил ничуть не меньше, а то и больше людей – не своими руками, конечно, но по своему решению. Не знаю, все ли они были достойны такой участи, однако большая часть убитых лично мной – это отъявленные негодяи и подонки, и я счастлив, что моя пуля была первой.
- Да? Все негодяи? – Доктор всем корпусом повернулся к полковнику, чуть не смахнув бокал со стойки, не заметив этого впрочем из-за стремительно нарастающего возмущения. Меланхолия и отчужденность стремительно таяли и исчезали. – В чем, в таком случае, непонятный мне смысл акции в Нью-Йорке 11 сентября?
Готовящийся отбиваться и защищаться Себастьян сник и отвернулся… в стыде?
- По больному бьете. Доктор, чтоб вас. – Залпом допив оставшееся пиво, жестом просит бармена повторить. – Собственно, я могу просто встать и уйти сейчас без объяснений, однако чувствую к вам непонятную симпатию и уважение. Я тоже бывал на войне, знаете ли, хоть и не в Ираке или Афганистане. Поверьте, Мориарти организовывает порой такие столкновения, которые ничуть не уступают тем боевым действиям. Не наша это инициатива с башнями-близнецами. Произошел… конфликт интересов, все перессорились друг с другом, и даже харизма и влияние Джима не смогли предотвратить последствия. Он виновен, мы виновны, я не отрицаю и не оправдываюсь ни в коем разе, но, видит Бог, на наших руках слишком много крови, чтобы биться в истерике от этой оплошности. Мы за все ответим в свое время. Мы все.
Ватсон долго не отвечал и не комментировал слова полковника. Давящее молчание между ними, разбавленное шумом вокруг, разорвала короткая трель мобильного телефона.
- Что ж, мне пора, Джон. Было приятно пообщаться с вами, надеюсь, мы сможем как-нибудь в неформальной обстановке сыграть с вами в бильярд и поговорить на более отвлеченные темы. – Убрав телефон, Моран встает со стула, неловко поправляя смятую куртку. Бросает на барную стойку смятую купюру. – Вы тоже можете отправляться домой, я думаю. Раз Джим ушел. Всего вам наилучшего. Надеюсь, игрища Мориарти, в которых я не вижу совершенно никакого смысла, не испортят все еще больше.
- Себастьян, скажите, он не убьет ненароком Шерлока? Не произойдет ли «конфликта интересов», как вы выражаетесь?
Полковник несколько секунд разглядывал Ватсона с легкой улыбкой, затем произнес:
- Мориарти скорее убьет себя, чем Холмса. А со своей жизнью он совершенно не планирует расставаться. До свидания, Джон.
- До свидания, - Ватсон несколько растерянно смотрит в спину, прикрытую до лопаток хвостом седых волос, затем снова поворачивается к бармену: - Не надо пива, спасибо.

запись создана: 16.04.2013 в 11:01

@темы: Шериарти, "Сыграй со мной партию.." и тд, Слэш

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Название: Сыграй со мной партию, мой милый анонимный гений!
Автор: z@raza
Бета: Ritsu Kotolenush, Я и MW
Категория: слэш
Жанр: romance, AU
Пейринг: Шерлок/Джим
Рейтинг: R
Размер: макси
Статус: в процессе
Дисклеймер: моя лишь идея
Размещение: пишите в личку, обговорим=)
Саммари: Во что выльется желание Джима сделать Мориарти анонимным персонажем, а милого Джимми из IT-отдела - любовником Шерлока Холмса?
Предупреждения: OOC

Глава 10 - часть первая

Глава 10

И все его действия – усмешка, он снова играет со мной словно из-под темной ширмы, насмехаясь, издеваясь, какое же удовольствие ему доставляет выводить меня из себя. Я давно избавился от проклятого розового телефона, утопив его в Темзе – в один из редких вечеров, которые проводил на берегу речки в нашем с ним когда-то общем месте, под ветвями раскидистого дерева. Поддаваясь меланхолии и унынию ранней весны, я просто подолгу молча рассматривал светло-голубое небо сквозь обильную листву, лежа на своей верхней одежде. Однажды, поддавшись эмоциям, я просто с размаху бросил мобильный мертвой женщины в воду – а с нее в свое время начались наши сумасшедшие взаимоотношения, помнишь ли, Джим Мориарти? "Этюд в розовых тонах". Прости, если ты и писал мне душераздирающие сообщения, набирая текст дрожащими пальцами, я не смог прочитать их.
Ты нагло издеваешься надо мной, умудряясь быть инициатором девяти из десяти дел, которые меня заинтересовывают. Подозреваю, что и то самое, десятое, всегда является делом твоих рук, но ты скрываешь это слишком искусно, чтобы я мог уличить тебя. Да мне и не нужно – как же я хотел забыть тебя, не видеть следов твоей деятельности во всех расследованиях, которыми меня просили заняться Майкрофт или Лейстред. Но ты нарочно напоминал и напоминаешь о себе, я словно лягушка на операционном столе, которую ты вспарываешь тупым ножом неуклюжими руками, с интересом наблюдая, как она неслышно кричит и бьется в агонии. Не знаю, каким образом, но твоя кровь находится буквально на всех орудиях убийств, на всех трупах, на всех местах преступления. Не будь я полностью уверен, что ты жив, в добром здравии и более-менее здравом рассудке – не хуже, чем обычно – подумал бы, что из тебя просто выжил все соки маньяк-убийца, чьи проблемы с головой намного запущеннее, и просто разбрызгивает твою кровь направо и налево, шагая по улицам Лондона. В последние три-четыре месяца, парни из отдела Лейстреда взяли себе привычку перво-наперво проверять все ДНК, какие только находят на месте убийства, и передавать дело мне, если там есть хотя бы капля крови моего бывшего любовника, который почему-то все никак не оставляет меня в покое. Ждет, пока я сдамся? Не бывать этому. Ты сломал меня, Джим Мориарти, сломал, потому что я предал тебя по глупости и неразумию. Но я не сдамся.
В течение полугода я фанатично хватаюсь за любое мало-мальски интересное дело, с горящими глазами сижу за ним часы, сутки, если оно особенно запутанное. Огрызаюсь и раскрываю все грязные подробности личной жизни людей, которые имеют наглость встать у меня на пути или пытаться мешать мне. Пару раз досталось Донован – да так, что она теперь краснеет при любом, даже мимолетном взгляде на меня. О, я вовсе не равнодушен к ним, нет. Мне стыдно, мне противно от своих слов – именно поэтому я продолжаю и продолжаю издеваться, компенсируя свою озлобленность и обиду на Вселенную. Я купаюсь в отрицательных эмоциях и отстраненно вспоминаю, как когда-то давно, наверное, в прошлой жизни, я не испытывал их вовсе.
Я так и не смог решить для себя, когда было лучше.
Два раза на месте преступления я находил в самых неожиданных местах небольшие рисунки с подозрительно знакомым стилем. И содержанием – две наших излюбленных позы. В деталях и подробностях. Пошляк. Как он угадывает, куда уж точно не залезут любопытные полицейские, но куда первым делом загляну я? Эти зарисовки я храню дома в специальной папке, закрытой от всех, потому что пару месяцев назад красный как рак Джон принес мне листы, старательно смотря в другую сторону, с просьбой спрятать их и никогда ему не показывать. Я рассмеялся и пообещал исполнить его просьбу.
Два месяца назад я познакомился с интересным человеком, выпускником какого-то лондонского университета – я не запомнил его названия, если честно. Да мне было все равно. Его старшая сестра была замешана в одном из твоих жестоких розыгрышей, которыми ты исправно нагружал меня все это время, а он проходил свидетелем по делу. Кевин был не по годам умен, несмотря на свой юный возраст – двадцать три года, – он искренне смеялся над нападками Андерсона и над моими короткими, но глубокомысленными ответами, даже пару раз вставил довольно забавные комментарии в нашу перепалку. Для человека, совершенно не знающего ни обстоятельств наших натянутых взаимоотношений, ни причин конфликта, он был весьма меток и остер на язык. Меня это зацепило. Я искал хоть какую-то отдушину, расслабления, чего-то или кого-то, что заменило бы мне тебя, чертов манерный истерик. А его поведение, актерские способности и тонна обаяния и харизмы живо напомнили мне тебя, Джим Мориарти.
Я не увлекся им. Я захотел им увлечься, что у меня с блеском получилось. Такое ведь бывает у нормальных людей? Делать что-то во вред самому себе, чтобы что-то кому-то доказать. Или доказать самому себе. Что-то. Черт. В теории все намного проще.
У нас не было никакой интимной близости, ничего, разве что легкий флирт. Я не позволял себе ничего лишнего, ибо только-только зародившиеся моральные нормы не позволяли мне заводить близкие отношения с человеком, который младше меня чуть более чем на десять лет. Мы много разговаривали, он рассказывал мне о своем университете и о том, как готовится к выпускным экзаменам. Я, в свою очередь, пару раз упомянул о нескольких особо интересных делах, над которыми бился больше обычного. Ему было интересно.
Кевин был ироничным и язвительным, но таким живым, таким настоящим, я невольно завидовал тому, как ловко он умудряется справляться со своими внутренними конфликтами, противоречиями, коими битком была набита его голова. Вряд ли их было больше, чем у тебя, Джим Мориарти. Может ли вообще у кого-то быть больше проблем с головой, чем у тебя? Но ты просто игнорировал их, управлял, периодически давая вырваться своему контролируемому безумию. А он справлялся.
Два раза я встречал его после учебы. Было забавно чувствовать, как его университетские друзья задумчиво смотрят нам в спину, о чем-то громко переговариваясь – а на тот момент моей персоной интересовалось довольно много людей, ведь блог Джона был весьма популярен. О, Кевин не скрывал своей ориентации ни от окружающих, ни, тем более, от меня, он ясно давал понять, что уже по горло наелся нашими, безусловно, интересными разговорами. Несколько раз открыто интересовался, почему я не пытаюсь завалить его в постель при первом удобном случае. Он искренне не понимал, что мне просто интересно и приятно общаться с ним, во всем видя скрытый подтекст. Я отвечал, что если ему хочется секса – пусть ищет себе мальчика для удовлетворения своих физиологических потребностей, я не буду против, он не моя собственность, и я не вправе запрещать ему что-либо. Обычно мои резкие ответы смущали и обижали собеседника, но Кевин был не таким, как большинство своих ровесников и людей в принципе. Он прекрасно понимал, что это моя манера поведения, отшучивался, говорил, что я слишком заинтересовал его, чтобы вот так просто бросать неприступную крепость. Я улыбался. Я вообще стал слишком эмоциональным для себя.
Спустя месяц он позвал меня домой и попытался соблазнить. До этого я часто бывал у него в съемной квартире – его родители жили где-то в Америке – он частенько ходил передо мной полуголым, а то и вовсе в нижнем белье, надеясь заставить меня действовать самостоятельно. После ряда неудач он взял дело в свои руки. И был весьма разочарован, когда дело не зашло дальше поцелуев. Я снова я ошибся в нем – мне казалось, он должен обидеться на меня, плюнуть и разорвать эти странные отношения. Но его интерес разгорелся только еще больше.
А сразу после этого в дело включился мой анонимный гений, подозрительно замолчавший на время моей легкой интрижки. К счастью, он не убил ни Кевина, ни кого-то из его родных, видимо, отдавая молчаливую дань моей просьбе Майкрофту, чтобы тот спустил на тормозах дело о розыске. Поймать не поймали бы, но нервы бы попортили. Парень спешно перевелся из университета и канул в неизвестность, не сказав ничего друзьям. Я получил лишь записку в почтовый ящик со словами: "Прости, я не мог по-другому. Родители получили немалую сумму за то, чтобы перевести меня в ВУЗ в другом городе, а я – угрозу в достаточно невинной форме с предупреждением держаться от тебя подальше. Тебе привет от мистера Х. Прощай"
Я не расстроился, но искренне посмеялся над создавшейся ситуацией. Ревнующий Джим Мориарти. О, несомненно, он исправляется – ведь предыдущая моя пассия получила пулю в лоб. А тут даже деньги заплатил. Неужели очеловечился, прямо как я? Бред. Не верю. Такие, как он не меняются – лишь переодевают маски. Он все такой же робот и мастер перевоплощения, как раньше.
Хотя я больше не зарекаюсь. Меня ведь тоже было нереально изменить.
Мне стало легче. Этот легкий недороман позволил мне отвлечься и думать о Джиме как об ошибке, совершенной по дурости и длительное время назад. Я скучал, признаю, отчаянно скучал, до воя, до рези, но это было вполне терпимо. Не как в первые месяцы. Я окончательно завязал с алкоголем, вызвав уважительное одобрение брата. Как ни странно, стал нормально спать. Джон тоже оживал прямо на глазах. Иногда мне кажется, что он, как губка, впитывает бОльшую часть негатива, таящегося в квартире, позволяя мне легче дышать.
А между тем жизнь шла своим чередом. Я раскрывал дела, освобождал пойманных в заложники и потерявшихся без вести, отдавал преступников под суровую длань правосудия. Дурацкая охотничья шляпа с двумя козырьками стала моей визитной карточкой, без которой Лейстред, давясь смехом, отказывался попускать меня за ограждение места преступления. Я не унижал его, не огрызался, я веселился как он. Даже стервозная Донован стала смотреть на меня по-другому, увидев, видно, заметные даже невооруженным глазом изменения в моем взгляде и поведении. Когда после очередного вызова я извинился перед ней за свое поведение ранее, она смотрела на меня с настоящим ужасом и неверием, очевидно, ожидая еще какую-нибудь колкость.
А мне просто было по-настоящему хорошо. Меня стало отпускать. Я любил Джима Мориарти, чертова придурка, идиота, истеричного ребенка, инфантильного самовлюбленного эгоиста, несравненного гения, любил до сих пор, мои чувства не уменьшились ни на грамм после всех этих событий, но меня отпускало. Это удушающее чувство безысходности, уныния, угнетения – они пропадали, стирались из меня, будто были нанесены невесомыми штрихами акварелью. И если всему виной была весна, когда пышным цветом распускаются все психические недуги, я был благодарен ей.
Я научился жить без Джима Мориарти.
Наверняка он это почувствовал. Понял, что теряет хватку, теряет свою самую интересную за всю жизнь игрушку. Или так совпало странно, что в день моего освобождения он, наконец-то, закончил все приготовления для Большой Финальной Партии?
Моя радость была сравнима с радостью наркомана, только-только избавившегося от своей зависимости, но которому почти насильно вкалывают в вену очередную дозу. Насильно ли? О, как я ждал этого дня, мой дорогой! Чертовы полгода, и не стыдно было тебе покидать меня?
"Скучаешь? Сыграем? Лондонский Тауэр, сию минуту. Я давно не видел тебя вживую. Ты не представляешь, как надоели эти камеры!=)"
Передышка окончена. Мы остыли, мы восстановились. Мы простили. Простили? Но так просто мы не возвращаемся.
Сыграй со мной партию, мой милый анонимный гений, нашу последнюю и оттого самую грязную партию из всех. Без правил. Выживший победит.
- Джон!

Глава 10 - часть вторая

***

Пасмурно и немного прохладно, однако синоптики обещали потепление ближе к обеду. Сейчас же, ранним утром, этой ранней весной, по улицам гулял будто бы зимний ветер – пробирающий до костей, холодный, заставляющий дрожать тело и стучать зубы.
Человек, идущий по улице с выражением мрачной решимости на лице, был одет в легкое и совершенно нетеплое темно-серое пальто – под стать царившей вокруг цветовой гамме. Чуть ссутулившись, спрятав руки в карманы, он, будто боялся передумать и свернуть с дороги, шагал к воротам небольшого здания, около которого стояли в ожидании милостыни несколько бездомных. Зафиксировав взгляд на престарелой женщине с пигментными пятнами на лице и полным отсутствием жизни в глазах, мужчина шел строго на нее, наискось пересекая улицу. Он действительно боялся свернуть с дороги в последний момент.
Его седые длинные волосы трепали в разные стороны мощные потоки воздуха, создавая образ какого-то Всадника Апокалипсиса – словно обожженная кожа лица, безжизненные глаза, мрачный внешний вид, серый, безликий, но внушающий какой-то суеверный ужас.
Женщина с протянутой рукой испуганно спрятала кисть под дутой синтепоновой курткой и в замешательстве опустила глаза, почувствовав внезапный прилив робости и желания казаться меньше, незаметнее. Прошедший – нет, пронесшийся стремительно – мимо нее мужчина, задев кончиками длинных красивых волос ее нос, почти вплотную подошел к дверям церкви и в течение минуты, не шевелясь, стоял возле нее. Затем чересчур резко протянул руку и буквально ввалился внутрь, словно боясь, что его поразит молния или не пропустит внутрь неведомая сила.
Полковник Моран чувствовал себя неуверенно и ужасно скованно, будто находился в стандартном неловком сне, где ты стоишь абсолютно голый перед толпой людей. Тихое место, пропахшее ладаном и свечами, где под потолком затихает едва слышимый шепот молитв и прошений прихожан, пугало своим отличием, той бездонной черной пропастью, стоящей между ним и образом жизни старого убийцы. Можно ли вообще появляться ему в этом чистом, святом месте, не оскверняет ли он само понятие религии здесь, в сердце Божьего храма? Но ведь как там говорилось, в Библии?.. "Бог милостив и всепрощающ: покайся в своих грехах, и будет даровано тебе место на небесах, под ангельским крылом, в радости и счастье".
На Себастьяне висит так много грехов, что молиться и каяться ради спасения своей души придется никак не меньше целой жизни. Поэтому он избрал чисто солдафонский и прямолинейный выход из сложившейся ситуации: постараться умереть как можно позже, потому что в загробной жизни его не ждет ничего хорошего.
Но, несмотря на все свои склоки с Богом, полковник здесь. Смотрит на статую распятого на кресте мученика и боится пройти вперед.
"- Я никогда, Никогда не заходил в это или подобное ему… здание", - вертится у него в голове, пока онемевшие от волнения ноги медленно сменяют друг друга. Левая, правая. Левая, правая. – "Это все чуждо мне, эта слепая вера, поклонение, бесконечное всепрощение – как можно подставлять левую щеку, если тебя ударили по правой? Немыслимо. Если тебя ударили, нужно доставать автомат и доказывать всем, что они ошиблись".
Юмор полковника, как и сам он, был простой, прямой и открытый. Без тайного второго, третьего, десятого дна, которое можно было обнаружить в любой фразе Джима, будь то пожелание доброго утра или вопрос о погоде.
Джим Мориарти.
О, Моран с содроганием вспоминал, как почти силком заставлял того не трогать несчастного парня, волей случая оказавшегося полуголым на коленях у его внезапно очеловечившегося детектива. Мориарти понимал, что не прав, теперь понимал, что лишать человека жизни практически без повода – это неприемлемо по этическим нормам. Полковник чувствовал это, потому мог кричать и орать на Джима, заставляя того успокоиться.
Как же он бесился, что Шерлок Холмс считал его все тем же бесчувственным роботом, каким он был до их первой встречи. Бесился и одновременно радовался этому. С одной стороны, ему хотелось, чтобы Холмс знал – он изменился, "вырос" из своего детского максимализма, когда человеческие жизни не ценятся и ими можно расшвыриваться направо и налево ради своих планов. Чтобы знал, что они оба изменились, оба изменили друг друга.
А с другой… с другой стороны он радовался тому, что у Шерлока нет на него каких-либо рычагов давления. Нет знания того, что он поменялся. Что почти стал нормальным, если такое определение вообще возможно подобрать к Джиму Мориарти. Эта одновременная раздвоенность во взглядах изумляла Морана, он старался не думать об этом и не анализировать, чтобы не свихнуться еще больше. Порой он с содроганием ставил себя на место Мориарти, представляя, какой хаос может твориться у того в голове. Как он все еще держится?
"-Странный, непонятный, нелогичный. Замкнувшийся на своих слабостях и заскоках, несчастный в глубине души от своей исключительности. И упаси меня Бог от того, чтобы сказать ему об этом – мне еще не хочется умирать".
Поступки криминального консультанта в течение прошедших шести месяцев с той знаменательной даты неоднократно повергали в состояние ужаса Себастьяна - многое повидавшего и уже давно привыкшего к выходкам своего "подопечного" и босса по совместительству. Ну что происходит в его гениальной голове – ведь он сам разорвал свои отношения с Холмсом, сам захлопнул перед ним дверь и оборвал все контакты, зачем тогда эти камеры по всему дому, наблюдение за тем, как Холмс наблюдает сутками напролет за их бывшим домом, уже давно опустевшим?
Самым странным и пугающим было желание Мориарти быть причастным ко всем делам, за которые брался Шерлок. Изначально он действительно самостоятельно участвовал в проведении операций – скука дает о себе знать - и просто не заметил, как поцарапался о дверной косяк при спешной капитуляции с места действия. Но был в экстазе, наблюдая за реакцией консультирующего детектива, когда бригада их с Джоном Ватсоном знакомого полицейского определила, ком принадлежит кровь. Холмс был в ярости, в странном перевозбуждении, граничащем с помешательством. С той поры Джим организовывал множество преступлений, лишь бы привлечь внимание детектива, и окроплял своей кровью брошенное оружие или мертвое тело – это походило на сатанинский ритуал. К нынешнему дню руки его с внутренней стороны были обезображены шрамами, белыми и розовыми яркими полосами – почему-то он видел особый шик в том, что режет вены "не отходя от места". Моран ничего, совершенно ничего не мог сделать со странным помешательством своего босса – это был как раз тот момент, когда шеф полностью уверен в собственной правоте и может убить за банальное пререкание. Убить и не поморщиться, даже несмотря на свой новоприобретенный "пацифизм".
- Вот так… Себ, милый, я вижу твою расстроенную мордочку, даже когда ты стоишь ко мне спиной. Расслабься, это был последний раз, я уже чувствую некоторое недомогание от еженедельной потери крови, - произнес Джим вчера, аккуратно прикладывая белоснежное полотенце к левой руке. О, в этом тоже была своеобразная закономерность – он останавливал кровь исключительно белыми полотенцами, которые затем выбрасывал в мусорный бак около их с Мораном убежища.
- Закончилась эпопея с кровавыми метками? Надо же! Что будет теперь? Плевки вокруг места преступления? Или..?
- Нет, дружище, я не настолько лишен фантазии. Мои приготовления наконец-то закончены и с завтрашнего дня начнется Большая Игра! – Веселый крик несколько неуместен в старом подвале мертвого чиновника, в окружении частей тела которого сейчас стояли Джим Мориарти и Себастьян Моран.
Чем больше радости сквозит в голосе сумасшедшего криминального гения, тем страшнее становится Морану.
Вчера он решил в первый раз в своей жизни сходить в церковь. Потому что голос Мориарти был чересчур наполнен фальшивым счастьем и смехом, что обычно приносило немало неприятностей, а, учитывая предшествующие этому события, Себастьян действительно начал сомневаться, выйдут ли они снова сухими из воды, останутся ли живыми под конец затеянного сумасшедшим кукольником спектакля?
Стоя сейчас как истукан около большой иконы и алтаря со свечами, полковник чувствовал себя глупо и неуверенно. Право же, привалившись к прицелу в темном подвале в руинах, посреди пустыни, целясь на звук, потому что сломан прибор ночного видения – эта ситуация куда привычнее для Морана, чем нынешняя.
Он провел по белому мрамору алтаря ладонью, старательно не смотря на лики святых, изображенные на полотнах.
- Я не верю в Бога, - произносит он неслышно, скорее, для себя самого. А Господь, если тот и существует, слышит даже мысли, верно? Поэтому можно не кричать. – Не верю, слышишь? Но если все-таки я неправ, и Ты действительно слушаешь меня сейчас, то я прошу Тебя. Не за себя прошу, а за своего друга. За потерявшего рассудок еще в ранние свои годы, за одинокого человека, который вот-вот натворит кучу глупостей, чем еще больше испортит себе жизнь. Я знаю, что не имею никакого морального права даже упоминать имя Твое, но… я никогда ни о чем не просил Тебя. Это первые и последние мой поход в церковь и мое обращение к Тебе. Помоги ему. Обереги его от его же безумия. Он мне как сын. Ты не смог сберечь Своего ребенка, так помоги мне, - шепот, беззвучный, лишь губы только шевелятся. Себастьян Моран, наемный убийца, работающий на самого изобретательного и сумасшедшего преступника современности, молится за него в церкви.
О, он готов уничтожить всех, кто видел его за этим недостойным полковника занятием.

***

Штрих, штрих, еще. Это стало его своеобразным хобби. Нет, конечно же рисование картин достаточно давно является его, так сказать, любимым занятием, помимо организации дерзких и наглых преступлений, но вот рисованием картинок он занялся сравнительно недавно – лишь пару месяцев назад. Выражение лица Шерлока каждый раз бесценно и вызывает волну возбуждения по всему телу. Мгновенное смущение, скрываемое за маской равнодушия – глупый, это выражение лица давно не является его повседневной маской, даже глупые люди, составляющие его окружение, поняли: если Холмс равнодушен, значит, он пытается держать себя под контролем.
Идиот.
На листе постепенно появлялась иллюстрация к Рождественскому вечеру. О, как же давно это было! Взгляд на Джима и Шерлока Молли – Мориарти, естественно, заметил девушку практически сразу, как только она подошла к двери чердака. Откинутая кудрявая голова, тонкие пальцы, вцепившиеся в волосы криминального консультанта и подлокотник дивана.
"Не будь у меня маленькой страсти, заключающейся в убийстве людей, я мог бы стать преуспевающим художником. Ведь псих-консультант и актер я уже неплохой. Шерлок-то точно оценит, я уверен. Он даже не представляет, что за спектакль я для него приготовил!"
Наверное, эти слова Джим Мориарти запомнил только потому, что Холмс-младший сказал их в день первого "выхода на сцену" ныне покойной Ирэн Адлер. Взяв еще много лет назад в привычку запоминать в деталях день начала любой операции и день ее окончания, он мог практически со стопроцентной точностью воссоздать мысленно все встречи и диалоги, произошедшие в ту памятную дату.
"- Как бы я хотел, чтобы они все оставили меня в покое!" - эти слова Шерлок Холмс произнес, даже не задумываясь, кто лежит в его постели, слегка прикрытый одеялом, и причиной каких глобальных последствий в будущем, спустя больше двенадцати месяцев, они будут. О, ну конечно же Мориарти нашел бы себе причину, по которой можно устроить настоящий Ад детективу, даже если бы тот вообще не умел разговаривать. Но думать о том, что Шерлок сам виноват, что нужно быть поаккуратнее со словами и он, Джим, лишь исполняет его желание, пусть и в весьма извращенной форме, было приятно.
Сидеть по-турецки на диване было все сложнее – зверски затекла левая нога. Мориарти аккуратно положил на пол лист с карандашом и потянулся, слушая хруст костей позвоночника.
- Скоро начнется игра! – Что есть сил кричит он, спрыгивая на пол. Шипит сквозь зубы, когда случайно задевает шероховатой поверхностью подлокотника собственное запястье – растревоженная рана снова начинает кровоточить. Но улыбается. – Интересно, долго Себ будет молиться за мою грешную душу? Черт, идея маячка не его одежде кажется мне все менее удачной – столько новых подробностей узнаешь о своем друге! Слава Богу, что я не догадался поставить прослушку – моя хрупкая психика не выдержала бы его исповедей. О чем я думаю, черт, я разговариваю с пустой квартирой!
Негромко рассмеявшись, Джим направляется к компьютеру, чтобы закачать в новоприобретенный плеер новую музыку. Классика будет наиболее подходящей для того мероприятия, которое он задумал, не так ли?
О, Шерлок наверняка оценит его фантазию, когда прочтет в газетах, что его арестовали одетым в королевский прикид и сидящим на троне.

Глава 10 - часть третья

***

Когда-то давно, наверное, даже в прошлой жизни, до моего внезапного перерождения, я чувствовал одним лишь разумом, не подключая совершенно свое сердце, искренне недоумевал, как обыкновенному органу в грудной клетке могут приписывать столь странные и нелепые действия. Как оно может «изнывать», как «болеть», почему и в какие моменты «радостно трепещет в груди»? Этот интерес был сродни наблюдению за представителями класса земноводных – лягушками, в детском незрелом возрасте, когда любые знания кажутся важными и интересными. Я изучал способ проглатывания ими пищи – если добыча велика по своим размерам, глазные яблоки втягиваются и помогают протолкнуть ее в пищевод. В десятилетнем возрасте эта информация была интересной, но неуловимо отдавала чем-то противным и неестественным. Здесь чувство было практически идентичным. Джона, разговаривающего по телефону с Сарой, и Джона в повседневности отличала неуловимая и практически незаметная нотка тепла в голосе, его хотелось положить на операционный стол и сделать длинный неглубокий надрез от горла до пупка, раздвинуть кожу аккуратными ладонями скрипача, пройтись по ребрам и всем внутренним органам, тщательно, внимательно, выискивая малейшие отклонения от нормы.
Ведь сейчас не было Майкрофта, стоящего над душой Дамокловым мечом и мешающего препарировать живых амфибий?
Джона, брата, всех без исключения окружающих людей хотелось распять на гладком столе в стерильной комнате и найти то, то самое, что заставляет их «изнывать», «болеть», «трепетать». Это казалось возмутительным отклонением от нормы, и я даже не хотел хотя бы предположить, что что-то не так со мной. Это было слишком нереально.
Ведь я идеален. Машина, робот, Бог.
Наверное, надо радоваться тому, что мои взгляды изменились. Сколько гордости – даже не так, Гордыни – было в каждом моем шаге и моей мысли. Но сейчас за это не стыдно – то был не я, не тот я, который сейчас в семнадцатый раз бьет большим пальцем в изящной кожаной перчатке по фильтру сигареты, стряхивая пепел. Восемнадцатый. Девятнадцатый.
За месяцы наших отношений я привязался к Джиму, как никогда к кому-либо еще не привязывался, я привык к нему, я проникся им до кончиков пальцев, полностью. Множество неприятных минут или даже часов за эти прошедшие полгода принес мне наш разрыв. Я был не готов, нет, это было слишком сильным ударом, все новое, незнакомое, все в первый раз, я был по-своему девственен и невинен до того момента, ибо ни одно расставание или ссора не были для меня раньше такими важными и болезненными. Первая любовь у абсолютного большинства проходит в возрастном промежутке от тринадцати до шестнадцати. И только я – вечное исключение из правил.
Не было никогда так… неприятно. Дожив до тридцати четырех в счастливом неведении относительно целого ряда эмоциональных реакций, приносящих определенные неудобства, я узнал и прочувствовал их все в избытке за эти шесть месяцев. Мой милый Джим Мориарти, ты открыл для меня целую гамму новых и невиданных доселе ощущений.
И продолжаешь открывать вновь и вновь, с каждой нашей встречей, а эта - первая после твоего громкого ухода из моего дома. Я слышал, представлял, ненавидел, но только лишь четкий образ, стоящий в голове. Я не видел тебя вживую долбанных сто восемьдесят дней.
И вот он – ты.
О, оно изнывает, трепещет и бьется в агонии. Чертово сердце, оно не слушается меня, оно кричит так оглушительно, что я удивлен, почему никто не оборачивается на меня недоуменно. Почему никто не закрывает уши в крике боли, потому что ушные перепонки разрываются от этого громкого голоса. Я опьянен и подавлен этими новыми ощущениями, они пугают и радуют одновременно. Миг – и мы встречаемся глазами, о, они смеются, в них предвкушение и страсть, а еще голод. Смертельный голод и скука, пожирающие изнутри, мой дорого мистер Х, мы с тобой слишком привыкли друг к другу, слишком подсели на этот чертов театр и бесконечные игры с прятки и «кто быстрее». Чуть больше четырех тысяч часов слишком мало для того, чтобы «слезть» с этой иглы, мы с тобой теперь пожизненные наркоманы, мой милый заклятый противник. Твои руки в наручниках, а полицейский довольно невежливо пытается запихнуть тебя в машину, но я успеваю поймать отраженное в твоих глазах солнце. Твои руки заведены за спину, но я отмечаю множество белых полос, проходящих и вдоль, и поперек линий вен. Простая логическая цепочка выстраивается в голове предельно и ясно и это странно заводит меня. Иррационально и совершенно не к месту. А ты ухмыляешься победно, прочитав в нашем коротком соприкосновении мыслей через сетчатку глаз все то, о чем я успел подумать.
Когда-то давно я мог испытывать интеллектуальное возбуждение, и словно оргазм головного мозг происходил в моем черепе, когда удавалось разгадать твои загадки и победить тебя в молчаливой дуэли мыслями. Сейчас, спустя год, наблюдая за тем, как твоя макушка скрывается в полицейской машине, я вновь ощущаю это забытое чувство – все немного кружится вокруг, потеют ладони, хочется ухватиться за что-то или сесть, а лучше лечь, да, прямо здесь, около лестницы, около Тауэра. Или изнасиловать тебя прямо в полицейской машине.
- Я просто не верю. В голове не укладывается! Что это за псих? Как он смог одновременно вскрыть три самых охраняемых места в Лондоне? Чудик, ты же у нас самый умный, есть предположения? – Донован стоит чуть поодаль, напряженно смотря на уезжающий автомобиль. Чем дальше Мориарти увозят, тем быстрее разглаживаются черты ее лица. Мне безмерно импонирует, что определение «псих» больше не имеет ко мне никакого отношения. Как много нового я испытал с тобой, мой криминальный гений, сколько всего вынес из нашей истории – теперь казаться нормальным гораздо проще. Теперь нормальные принимают меня за своего, стоит мне лишь вести себя так, как они считают правильным.
- Милая, милая Салли, позволь тебе представить собственной персоной Джима Мориарти – величайшего актера нашего времени.
Двадцать три. Двадцать четыре. Сейчас я сломаю ее напополам.
Угораздило же меня. Черт.
- Холмс! – Лейстред очень вовремя позвал меня к себе, избавив от очевидных ответов на заведомо глупые вопросы Донован. Кивнув Джону на женщину, находившуюся явно в состоянии, близком к шоку от удивления, я направился к инспектору, снимая на ходу шарф. Стало заметно жарче. Ватсон молча занялся Салли, предоставив мне возможность спокойно поговорить с Грегори – как только мы приехали к Тауэру, и Джима выводили из здания, доктор делал вид, что его не существует, только вот находился все время на расстоянии вытянутой руки. Словно боялся, что я внезапно начну биться в истерике от вида своего бывшего любовника. Чушь. И смех, и грех, честное слово, мне даже немного неловко за такие мысли, пусть даже от Джона.
О, я помню его реакцию. Прошел месяц с того дня, как мы с Мориарти перестали как-либо контактировать. Естественно, я не счел необходимым посвящать во все это дерьмо Джона, поскольку его излишняя эмоциональность могла сделать только хуже как мне, так и Джиму – не сомневаюсь, если бы Ватсон захотел найти его, тот непременно бы согласился пообщаться. Можно добавить, что в те времена я был как раз на пике своего уныния, оттого сначала долго отмалчивался на весьма вкрадчивые вопросы о том, что у нас произошло, а затем, не выдержав, вывалил на него всю правду. Да, Джон, да. Я трахал того самого криминального гения, который убил моего нерожденного родственника и еще сотни людей. Я влюблен в того ублюдка, который не ставит ни во что человеческие ценности и откровенно насмехается над всем чистым и сокровенным. Меня бросил консультирующий преступник, человек (человек ли?), с которым я вел холодную войну, наивно рассказывая одной из его масок о планах на другую.
Больше мы ни разу не возвращались к этому вопросу. Ватсон все понял, понял также, что я не намерен обсуждать это или что-либо предпринимать. Но мне стало легче, что я посвятил в эту тайну кого-то, кроме Майкрофта.
Молча направляюсь за инспектором в комнату охраны и сажусь за монитор, куда должно транслироваться видеонаблюдение.
- Шерлок. Что, твою мать, происходит?!
Лейстред срывается на крик, дыша сквозь зубы со свистящим шипением, словно змея. Я понимаю, что он имеет в виду, отчего в полном ужасе и панике, едва сдерживая свои руки, чтобы не схватиться за голову. Последний раз инспектор видел Мориарти, короля преступного мира, на уютном семейном Рождественском празднике, представленного как «друг Шерлока» миссис Хадсон, многозначительно при этом ему, Лейстреду, подмигнувшей. «Ну, друг так друг, от Шерлока можно было ожидать любых заскоков, его гомосексуальность представлялась одной из наименьших странностей», - читалась в его глазах. Мне было плевать на то, что он подумает, но я запомнил.
Джим произвел на всех исключительно положительное впечатление своей вежливостью, умом и чувством юмора. Казалось, он мог поддержать разговор на абсолютно любую тему, что, в общем-то, было правдой. Изрядно выпивший инспектор, пораженный его сообразительностью, даже шепотом поделился с ним одним нераскрытым делом, получив в ответ несколько элементарных до идиотизма зацепок. Пораженный, он без лишних вопросов был выпровожен настойчивым программистом из дома под предлогом смерти одной близкой подруги. Ирония.
А теперь встречает его в Тауэре. «Друга Шерлока», разбившего пуленепробиваемое стекло маленьким алмазом, написав на нем перед этим: «А Шерлок спал с Ирэн».
- Объясни мне, я спятил? Черт, это могло бы походить на банальную ссору, из разряда «милые бранятся – только тешатся», если бы не сопровождалось вскрытием трех наиболее охраняемых Британских зданий! Твой любовник что, настолько прекрасный хакер? Или долбаный Мориарти?
Мои дернувшиеся плечи и затянувшееся молчание были весьма красноречивыми ответами. Вот так-так! Ехидная шутка неожиданно обернулась правдой. Лейстред попал в десятку.
- Моя голова, она сейчас взорвется! Ты в своем уме? Решил тонко пошутить и трахнуть всю преступную верхушку разом? – Я улыбнулся, оценив шутку, однако, к счастью, сидел к инспектору спиной. – Нет, я не могу так работать.
- Я сам лишь недавно узнал об этом… досадном недоразумении. Прошу, успокойся, мы должны вникнуть в происходящее.
- Как мы можем вникнуть в происходящее, если он неадекватный садист-психопат? Знаешь, что? Ты с ним контактировал больше года, ты с ним общался, спал, в конце концов, тебе и разгребать это дерьмо, - с нездоровой улыбкой произносит Грегори. Думаю, его идея не так уж и глупа, судя по всему, он сейчас будет в том же состоянии, что и Донован. Сможет ли Джон управиться с обоими? Куда он денется.
- У меня нет прав на ведение расследования.
- Не смеши, когда это было для тебя помехой? На мне официальная часть, а вот поработать над мотивами и логикой придется тебе. Что-то мне нехорошо…
- Выйди из здания, у Джона есть успокоительное. И постарайтесь не тревожить меня, мне нужно время. – Я возвращаюсь к просмотру записи с камеры.

Глава 10 - часть четвертая

***

«Я слышу, чувствую всем своим нутром их нетерпение, непонимание, смущение, страх. Никто из них ни разу до этих событий не видел меня в лицо, меня – того, кто дергает за все ниточки и заставляет их плясать под дудочку крысолова, да, детка, быстрее, сильнее, жестче движения, вот так! Четверть всех широко известных и высокооплачиваемых политических деятелей, продавших Джиму Мориарти душу за бешеную популярность, в недоумении: что это за подставное лицо сейчас находится в тюремной камере? Что же задумал этот коварный криминальный консультант? Идиоты. А Шерлок смог за считанные мгновения понять, что Себ – лишь фигура на моем столе, на нашем столе, дорогой! Я с самого начала играл лишь минимумом своих сил, используя фактически только дражайшего полковника, так почему на твоем поле так много ненужных пешек? Тебя же они достали порядком, я помню твою полную недовольства просьбу в пространство, ты так хотел и хочешь по сей день, чтобы они оставили тебя в покое, мой милый детектив! А Дьявол всегда рядом, рядом с каждым, он слушает каждую мысль, наблюдает за каждым движением губ, считывая все самое сокровенное, исполняя, но ты пожалеешь потом, обязательно пожалеешь, что захотел этого. Я обещаю, что они оставят тебя в покое, все до единого. Как ты и хотел тогда».
Джим Мориарти открывает глаза и неспешно достает мобильный телефон из-под подушки. Глядя в потолок тюремной камеры, он набирает знакомый номер телефона и слушает длинные гудки.
- Шеф?
- Себ, милый, не хочешь поприсутствовать на сегодняшнем спектакле в зале суда? Обещаю, будет весело, тебе обязательно понравится!
- Шеф, - полковник замялся. – Меня знают в лицо и мистер Холмс, и доктор Ватсон, я боюсь, что они могут поднять шум.
- Боже, Себастьян, когда же ты научишься хоть немного понимать человеческую психологию! Джонни не посмеет вякнуть без одобрения Шерлока, а последний слишком азартен, чтобы таким примитивным способом послать к черту всю партию. Глупо и скучно. Это все?
- Я приду.
Мужчина сразу же нажимает «Отклонить вызов» и снова закрывает глаза, расслабленно, прислушиваясь к приглушенному шороху за дверями камеры.
И какая, собственно, разница, что заключенные не имеют права иметь при себе какие-либо средства связи?

***

«Не имею представления, что он задумал. МХ»
«Есть ли стопроцентная уверенность, что в здании суда безопасно и не предвидится никаких сюрпризов? ШХ»
«Это Мориарти. Я практически уверен, что все чисто. МХ»
«После я пришлю за тобой машину. МХ»
«Если я останусь жив после процесса, вероятно, ты можешь не опасаться за мою жизнь далее. ШХ»
«Я не могу по-родственному соскучиться? МХ»
«Можешь. Но не сейчас. ШХ»
- Шерлок, такси внизу. Ты готов? – Джон круто разворачивается от зеркала ко мне, все еще продолжая поправлять на плечах пиджак. Я киваю, пряча мобильный телефон в карман брюк, и молча направляюсь к лестнице.
С каждым шагом по направлению к входной двери меня охватывает напряжение, как нервного, так и сексуального характера. Я слишком давно не смотрел на своего убийцу, программиста, еще черт знает кого дольше секунды, не говорил с ним, не бросался едкими словами-мячиками, нетерпеливо ожидая ответной реплики. И в самое ближайшее время мы будем стоять почти рядом, в одной просторной комнате, в одном помещении, всего десяток метров будет разделять нас. Физика не работает здесь, ведь два однополярных магнита притягиваются друг к другу.
Выхожу на улицу, ненароком чуть не ударив Джона по лицу дверью. Вспышки камер, фотоаппаратов, какого черта, что им всем нужно?
- Вот она – цена славы, - нервно произносит Ватсон, когда задняя дверь захлопывается, ограждая затонированными стеклами нас от остального мира. – В здание суда, пожалуйста!
Я отворачиваюсь к окну, незаметно сжимая и разжимая руки, чувствуя дрожь и напряжение в пальцах.

***

Я действительно удивляюсь, когда в мужском туалете со мной пытается завязать знакомство некий мужчина, которого я вижу первый раз в жизни. Он подвижный и внимательный, с яркими зелеными глазами и светлыми волосами. Состояние кожи, морщины и внимательный взгляд не дают усомниться, что ему никак не меньше тридцати – таких глаз, наполненных опытом и осознанием ценности и стоимости этой жизни, не может быть у зеленых юнцов, только-только срезавших финишную ленту с трассы «Студенчество». Абсолютно без грусти и обиды, но с легкой ноткой тоски я вспоминаю Кевина. Вот в его глазах было полно детскости и жизни, невинности и легкости, которых не было и никогда не будет у меня. Он был прекрасной игрушкой, краской для той серости и безысходности, окружившей меня, о, мы взаимно использовали друг друга, взаимно же и осознавая свой странный симбиоз, но нисколько не переживая по этому поводу. Если я и вспоминаю этого мальчика, то только лишь с теплотой и благодарностью.
Этот был другим. Казалось бы классический стиль был нехило разбавлен довольно смелыми деталями, на которые решился бы не каждый подросток: черные прямые узкие брюки, оранжевые кеды, белая дорогая рубашка с бежевой жилеткой, сзади которой, на спине мужчины, нарисован красочный и яркий рисунок. Блестящий рыжий галстук. Растрепанные волосы, однако, я замечаю следы мусса для волос на висках – прическа продуманная, хоть и кажущаяся неряшливой. Наигранная взбалмошность, нетерпение, инфантильность, Господи, люди – идиоты, почему они все решили, что раз я имел «близкую дружбу» со студентом, это означает, что я клюю на всех молодых и зеленых юнцов? Тут пресса явно просчиталась, подсовывая мне под нос престарелого пятикурсника. Или же наоборот – играла умнее, глубже - что, впрочем, ей не свойственно - стараясь подцепить на хоть и взрослого, но по-детски раскрепощенного репортера? Что ж, можно быть благодарным, что меня не посчитали педофилом и не послали взять интервью какого-нибудь смазливого новичка «на испытательном сроке», и чем женственнее, тем лучше.
- Черт меня дери, да вы ведь тот самый Шерлок Холмс, за которым сейчас вся Британия по телеку наблюдает! – Он восторгается вполне правдиво, из чего я могу заметить, что либо обладает прекрасными актерскими способностями, либо действительно интересуется моей персоной. Пятьдесят на пятьдесят, если честно, оба хода со стороны нашего СМИ вполне возможны и осуществимы. Вполне вероятен и третий вариант: отлично обученный журналист с природными актерскими способностями, ловящий творческий оргазм, наблюдая за моими действиями по новостям, и мечтающий взять у меня интервью. Фраза приобретает все свои возможные пошлые значения, если взять на заметку то, как расширились его зрачки, когда глаза мимолетно прошлись по ключицам и дальше, глубже, в ворот рубашки. Сдерживаю улыбку. Начитавшийся тем небольшим количеством информации обо мне, блуждающей по просторам интернета и воспринявший все в буквальном смысле, зубами выгрызший себе в редакции право попасть на суд и поговорить со мной, глупо увлеченный не столько мной, сколько моим образом гения, детектива-героя, раскрывающего преступление за преступлением, он считает себя изгнанным с Олимпа Богом, только что добравшийся до ворот в Рай и переступивший, наконец, их порог. Переступивший в тот момент, когда начал свою игру, надеясь выведать из меня информацию, наивно полагая, что все те слухи, что ходят о моем интеллекте – не больше, чем слухи, как оно обычно бывает в СМИ.
Кевин был умнее.
Джим Мориарти, что сейчас находится со мной в одном здании, так непозволительно близко, умнее всех их вместе взятых.
- Я просто фанатею по вам! Разрешите взять у вас автограф! Подпишите на блокноте: «Дилану, от Шерлока Холмса», пожалуйста! – Он смотрит восторженно, нисколько не пытаясь притворяться. Мои догадки были верны.
- За что мне это, - спокойно ополаскиваю и вытираю руки бумажным полотенцем и оборачиваюсь к актеру-неудачнику, почти сталкиваясь с ним носом. Он высок, даже выше меня. Слишком близко. Аромат парфюма неожиданно приятен и не вызывает раздражения. Зрачки его, словно сердце, почти пульсируют, будто в такт пульсу. Я слегка ухмыляюсь, делая шаг в сторону, разрывая дистанцию. – Не назвал бы вас только лишь фанатом, Дилан. Какую газету вы представляете? – Он слегка обескуражен и собирается возмутиться – несомненно, довольно искренне и оскорбленно – но я не даю ему продолжить: - Впрочем, мне все равно. Я почти вижу, как вы убеждаете своего руководителя, что были рождены только лишь для того, чтобы спустя тридцать лет своей жизни нарядиться в костюм пьяного тинэйджера, неудачно прикрепить с обратной стороны жилетки диктофон и попытаться соблазнить меня своим инфантильным, но безвкусным видом. С чего вы там вообще взяли, что я кидаюсь на любого представителя мужского пола, который принадлежит к возрастной категории от двадцати до двадцати пяти? – Журналист красноречиво молчи, провожая глазами падающие капли из закрытого только что крана, непроизвольно поправляя галстук и диктофон за ним. – Я не намерен с вами разговаривать.
Направляюсь к выходу, когда неожиданно сильная рука хватает меня за запястье и, потянув, прижимает к двери. Впрочем, не слишком неаккуратно – о моем комфорте предельно позаботились, смягчив удар насколько это возможно.
- Прошу прощения, мистер Холмс, за маскарад. Вы правы, ох, как же вы чертовски правы! Ответьте на несколько моих вопросов, и я больше вас не потревожу. Впрочем, если вы сами того не пожелаете, - он задумывается на секунду: - Диктофон включен, не волнуйтесь. Не могли бы вы рассказать мне о своей личной жизни, мистер Холмс? Что насчет доктора Джона Ватсона, вашего сожителя – какие отношения связывают вас двоих? Или некоего мистера Кевина Тизона, спешно покинувшего страну и чей отъезд, по слухам, косвенно связывают с вашим разрывом? Вы угрожали ему?
Не сказал бы, что нахожусь в удобном положении, однако говорить о каком-либо дискомфорте я не мог, ибо меня держали хоть и крепко, но бережно. При желании я мог бы вырваться, но заставить человека самого отпустить меня – о, это куда интереснее. Ему нужны ответы? Что ж.
- Уважаемый мистер Дилан, к несчастью, вы не назвали мне своей фамилии, отчего я не могу обращаться к вам с большей официальностью. Я читаю по вам, по нервным движениям крыльев носа, по тому, как дрожат пальцы вашей правой руки, сжимающие ворот моей рубашки, по испарине на лбу, а вы, думаю, заметили, что в уборной работает кондиционер? Ваши глаза – они рассказывают мне все, громко, отчетливо, уважаемый мистер Дилан, умеете ли вы читать по глазам? Ваши зрачки говорят, будто вы находитесь в состоянии наркотического и алкогольного опьянения, однако я почти со стопроцентной уверенностью могу сказать, что вы почти не увлекаетесь распитием спиртных напитков. Вы возбуждены, мистер Дилан, чересчур, вы едва сдерживаетесь, чтобы не разорвать на мне рубашку и не изнасиловать прямо здесь. Это так неромантично, вы не находите? Однако не советую вам звать меня куда-либо ради более близкого знакомства и подходящей обстановки, ибо я и так знаю о вас достаточно, чтобы сказать: вы мне противны. Это все?
Наверное, я перенял некоторые черты от человека, против которого в скором времени буду давать показания. Потому что нельзя получать такое удовольствие от того лишь, что опускаешь людей ниже уровня пола. Но я смотрю, как он отпускает мою рубашку, как в немом шоке отходит назад, как закипает злость и затравленность в его глазах, но которые до сих пор горят бешеным возбуждением. Перегнул ли я палку? Плевать. Я спешу в зал суда.

запись создана: 13.03.2013 в 17:07

@темы: Шериарти, "Сыграй со мной партию.." и тд

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

"Сыграй со мной партию, мой милый анонимный гений!" - 9

Название: Сыграй со мной партию, мой милый анонимный гений!
Автор: z@raza
Бета: Я и MW
Категория: слэш
Жанр: romance, AU
Пейринг: Шерлок/Джим
Рейтинг: R
Размер: макси
Статус: в процессе
Дисклеймер: моя лишь идея
Размещение: пишите в личку, обговорим=)
Саммари: Во что выльется желание Джима сделать Мориарти анонимным персонажем, а милого Джимми из IT-отдела - любовником Шерлока Холмса?
Предупреждения: OOC

Глава 9 - часть первая

Глава 9

То ли в Джона вселился дух сообразительности, то ли его рукой управляла неведомая, но, без всяких сомнений, положительная и сообразительная сила, но в пакете, принесенном Джимом, помимо разнообразной закуски, оказался блок сигаретных пачек и бутылка коньяка. Оглянувшись на брата – тот подметал разбитую мной и Джимом посуду и разговаривал с кем-то по телефону - я откупориваю бутылку и, не вставая с корточек, вливаю в горло щедрую порцию алкоголя.
- Видела бы тебя матушка, - сквозь шум и оглушающее биение пульса в ушах я слышу голос Майкрофта. – Весь мятый, в рваной рубашке, лохматый, а теперь еще и пьяный.
Его дотошность неимоверно раздражает.
- Успокойся. Я трезв. Но собираюсь это исправить.
Оставив бутылку в левой руке, правой хватаю пакет и направляюсь к дивану.
- Зачем ты пришел? Мне сейчас не до словестного пикирования с тобой и твоим завышенным эго. Освободи квартиру от своего присутствия, - сажусь по-турецки на матрас и начинаю медленно и спокойно разрывать целлофан на блоке сигарет. Если бы не дрожали руки, все выглядело бы более чем правдоподобно.
- Губи свой организм хотя бы дорогой отравой, а не этой гадостью. – Майкрофт швыряет в мою сторону практически новую пачку элитных папирос, название которых не несет никакой важной информации. Я мог бы провести ряд логических умозаключений, чтобы выявить место изготовления, цену и даже то, почему прежде никогда не одобряющий моих вредных привычек Майк делится со мной табаком, но мне не хочется ни о чем думать. Наверное, впервые с момента, как я научился говорить и думать, внутри меня такая отчаянная тоска. О, это даже хуже той бури «боли и безысходности», что крутились сумасшедшем вихрем в моей голове, когда я узнал о фальшивой смерти Ирэн Адлер. Сейчас другое. Тогда просто не хотелось жить. А сейчас не хочется ничего. Не хочется даже хотеть. Я просто кручу закрытую пачку сигарет в своих руках, рассматривая матовую черную упаковку и серебристый рисунок тигриной головы в правом верхнем углу. Так до отвратительности плевать.
- Что произошло у вас двоих? – Брат протягивает мне зажженную спичку и я, словно очнувшись, подношу к огню две сигареты. Отдаю одну Майкрофту.
- Ты можешь посчитать, что твоего брата забрали зеленые человечки из бредового фантастического фильма, - невесело усмехаюсь, с удовольствием мазохиста затягиваясь до горечи в легких крепким дымом. Яд этой отравы сейчас спасение для моих и без того потрепанных нервов. – Я впервые совершил необдуманный поступок!
От этого хочется смеяться. Хочется истерически биться в припадке, головой разбивая бетонные стены. Никотин разлагает мою кровь, уничтожает изнутри, сжигает, и еще, еще тысячи синонимов, черт бы побрал этот столь богатый язык. И еще. И еще.
Хочется падать в бездну, разгоняя на своей дороге неугомонных демонов, что осмелятся встать на моем пути. Падать, грешить. И смеяться, смеяться. Потому что ничего иного больше не остается. Откуда этот слишком уж явный и наигранный пессимизм, интересно?
- Если ты сейчас же не прекратишь, мне придется дать тебе по лицу и вызвать психиатрическую бригаду. Не слишком ли много помешательств за это время? – Абсолютно спокойно спрашивает Майк, выдыхая мне в затылок серое облачко дыма. Я чувствую приторный и концентрированный запах яда, он не тормозит о мои волосы, нет, он маячит перед глазами и ноздрями, заставляя моргать и задерживать дыхание. Не люблю, когда курят в непосредственной близости от меня. Только Джиму можно было так делать. О, как же мне нравилось, когда он так делал. Особенно сидя на своей кухне, почти без одежды, с приглушенным светом в помещении, когда велись эти пошлые разговоры – те самые, которые бывают только глубокой ночью, в темноте, интимные, личные. Не шепотом, но которые слышно с трудом, только если неосознанно придвигаться ближе, еще ближе, наблюдать, как уголек сначала загорается ярче, а затем серый дым окутывает небольшое помещение, придавая своеобразное таинство и без того предельно откровенному общению.
Усмешка трогает мои губы, и я заглатываю новую порцию коньяка, надеясь подавиться, чтобы перевести тему. Подавиться и впасть в кому, к примеру. Увы, это невозможно, но я не хочу говорить об этом, о нас. Ведь «нас» больше нет. Но именно об этом мы говорить и будем. Потому что Майкрофт волнуется. А когда волнуется один из членов Британского правительства, это может быть губительным для окружающих. Тем более для порядком доставшего его родственника.
- Ответ «пошел к Дьяволу» не принимается?
- Если бы Люцифер и существовал, он давно был бы у меня под наблюдением. Не требуй от меня невозможного, - брат замолчал, надеясь на мою ответную реплику. Не угадал. – Шерлок…
- Что я могу сказать тебе? Вернее не так: что нового я могу тебе сказать? Я растерял последние мозги в ворохе последних событий, но не потерял умения логически мыслить. Этим навыком обладает даже Джон, хоть и тщательно скрывает сей факт от окружающих. Ты знаешь про Ирэн, я даже удивлюсь, если в твоем столе не лежит видеозапись с камер наблюдения того, чем мы занимались с ней. Так что ты хочешь услышать от меня? – Затягиваюсь снова, целенаправленно набирая в легкие столько отравы, сколько не помещается. Я хочу сменить тему, хочу разучиться говорить, навсегда, лишь бы Майкрофт не слышал меня. Потому что я настолько же сломлен и подавлен, насколько оголен внутри. Все барьеры полетели в бездну, к чертям и одержимым, все мои маски, вся моя ложь. Я абсолютно гол и открыт, тем более перед таким проницательным человеком, как мой брат. Хочу замолчать, чтобы не выдать все свои секреты самостоятельно. Если он без спросу залезет в мою душу, покопается там и найдет ответы на все свои вопросы – это будет не так унизительно, как если я в немой просьбе и по собственной инициативе отдам ему ключ от самого себя.
Мне кажется, что Майк читает мои мысли. Хотя, возможно, это действительно так – ведь я сам и с легкостью влезал в головы всем, к кому заблагорассудится, просто останавливая на них взгляд на считанные секунды.
Он читает меня. Он видит меня всего. Просыпается забытое много лет назад чувство стыда от нарушения личного пространства – ведь собственную голову можно считать местом, куда не пускаешь никого, даже собственных родственников? - как будто я снова ребенок, не умеющий защищаться от острого взгляда родного брата, являющимся в детстве одновременно и опорой, и личным проклятием. От несметного количества стычек и драк он уберег меня в раннем детстве, в то время, пока сам я еще не умел постоять за себя, но намного больше ранений и ударов в самую душу я получил именно от него. Не будь его, я не стал бы тем, кем являюсь сейчас.
О, да, не сидел бы сейчас на диване в обнимку с бутылкой виски, раздробленный, покалеченный собственной глупостью, вундеркинд-неудачник, слишком логичный для того, чтобы видеть сердцем.
Будь добр, уточняй детали.
Майкрофт просто ничего не отвечает, но протягивает мне руку, чтобы я отдал ему бутылку. Опять начнется лекция о вреде алкоголя? Не тебе рассказывать мне об этом.
Но он просто делает глоток и возвращает ее мне.
- Я слишком поздно понял, что все зашло намного дальше простого флирта и приятного времяпровождения. Что бы кто кому не говорил, как бы не отнекивался, но мы давно вышли на тот уровень, когда измена равна предательству самого себя. Такое не прощается. И я вполне понимаю его, его реакцию, его уход. – Сломался. Поддался течению, впервые отдал контроль собственных мыслей и действий воле случая. Я ничего не потеряю, если расскажу обо всем своему брату, сам расскажу, а не просто буду сидеть и пассивно наблюдать, ощущать, как он прощупывает меня и незримо разговаривает с подсознанием. Не потеряю ведь, правда? Мне впервые тяжело быть одному.
- Не замолкай. Выговорись. Я все-таки твой старший брат, - Майкрофт поддерживающе сжимает мое плечо, затем снова отбирает бутылку.
Я бы смеялся, если бы мог. Нам обоим за тридцать, мы взрослые самостоятельные люди, никогда не нуждающиеся в заботе друг друга – за редким исключением, разумеется, - но только сейчас мой брат решил действительно сыграть роль моего брата. Никогда раньше один из нас не пытался сблизиться, понять, помочь, а другой – принять и позволить.
Я осознавал, что веду себя как сопливая девка, отвратительно, отталкивающе, но совершенно не мог остановиться и взять себя в руки. Зачем? Джима это не вернет, а посему – совершенно неважно.
- Мне никогда не было так комфортно и легко, с кем бы то ни было. Я слишком иррационален для почти абсолютного большинства людей, слишком чужд им, а они отвратительны мне. Потому что глупы, потому что слабы и беззащитны. До появления Джима я считал, что в мире только два таких человека – тех, которые близки мне по духу, понятны, которых я уважаю. Это ты и я, - замолкаю, запивая неловкую паузу терпкой горькой жидкостью. Майкрофт ждет продолжения. Ему действительно интересно слушать меня! Насколько же ты изменился после смерти своей жены, я не перестаю узнавать что-то новое и настолько человеческое о тебе, что порой не верю, что ты действительно мой брат. - Он слишком быстро и незаметно стал незаменимой частью моей жизни, настолько незаметно, что я по-настоящему понял мою хроническую от него зависимость, только когда он ушел от меня. То есть буквально полчаса назад. Мне даже кажется, что я люблю его. Ведь можно любить то, что спасает тебя, того, кто является противоядием от своего же собственного яда? О, Майкрофт, я отравлен, по моим жилам бежит смертельный яд, который невозможно вывести. А антидот несколько десятков минут назад навсегда захлопнул дверь этого дома с той стороны, с непонятной мне целью оставив твоим подчиненным образец своей крови. Ты знаешь, ведь он связан с криминальным миром, он рассказывал мне об этом. Ты только не лови его, ладно? – Язык заплетается, а мир становится непривычно ярким и четким. Болезненно четким.
- Эта его выходка весьма интересна и крайне интригует меня. Я не дал этой проверке значок приоритетности, потому мы узнаем, под каким еще именем известен твой любовник, только к завтрашнему обеду. Должны же и у меня быть маленькие радости, а что может заставить гения помучиться, как не неизвестность? – Брат был спокоен и добр, красив и совершенно не холоден. Кто ты? Кем ты был почти тридцать лет и как смог обратить каменное изваяние в человека? Какой же была Сильвия, твоя умершая жена, ушедшая в небытие из-за деяний второго моего близкого человека?
- У тебя смертельно низкая самооценка, скажу я тебе.
- А ты пьян вдребезги.
- Не спорю.
- Я тоже.
- Как ты пережил ее смерть, Майк?
Брат немного недоуменно покосился на меня, словно не веря, что меня это интересует, но все-таки решил ответить:
- Мне было очень нелегко, Шерлок. Я встретил эту скорбь и боль как раз тогда, когда открылся эмоциям, открылся человечности. Позволил этой девушке войти в мое сердце. Будь я таким, каким всю свою жизнь до этого, ее смерть ничего бы не значила для меня, поскольку это естественный порядок вещей. Люди рождаются, люди умирают, волей случая вторые оказались знакомы мне, так зачем горевать? Страдать, так сразу по всем, но тогда на остальную жизнь времени просто не останется, поскольку каждую секунду умирает примерно два человека, - опустошенную бутылку Майкрофт аккуратно положил возле дивана, закуривая вторую пару сигарет. Я благодарно принял у него одну из них, продолжая слушать: - Сначала замкнулся в себе, много пил, не отвечал на звонки ни матушки, ни коллег, ни кого-либо еще. Устроил глобальный погром дома, - ухмылка. – Когда смог более-менее адекватно смотреть на мир, не срываясь после каждого звука, отправился в Японию, Африку, Россию, Грецию, многое повидал, общался с множеством интересных людей. Я давно не страдаю, Шерлок, я пережил смерть своей жены, своего нерожденного ребенка, и воспоминания о них вызывают только грустную улыбку.
- И не хотелось никогда снова стать Богом?
- Представь себе: нет. Ни разу. Я поумнел настолько, что стал человеком. Ошибочно предполагать, что ты выше других, потому что ты ничего не чувствуешь. О, наоборот, братец, ты слеп и глуп, и все эти дурачки, что окружают тебя – они лучше и совершеннее тебя во стократ. Но ты не переживай, - брат поднимается с дивана, снова успокаивающе хлопнув меня по плечу. – Я чувствую, но все еще умею думать. И умею наблюдать. А ты давно не бесчувственный овощ и робот, ты лучше. И даже если это конец, бесповоротный и окончательный, ты многое вынес из ваших отношений. Мысленно поблагодари Джима за все то новое, что ты обрел благодаря нему, и скажи «Прощай». Пойду-ка я мусор выброшу, алкоголик.
Смотря в затылок скрывающемуся на лестнице Майкрофту, я думаю только об одном: ничто не окончено. Все только начинается.

Глава 9 - часть вторая

***


Осознание того, что я собираюсь, словно вор или преступник, незаметно вскрыть квартиру своего бывшего любовника и пробраться внутрь, создавало в голове приятное возбуждение. Я не собирался громить квартиру, не собирался красть что-то или портить, нет. Я просто хотел поговорить. Извиниться, если простит, постараться вернуть. И, если все-таки моя ошибка была непоправимой, вежливо попрощаться и уйти, оставив последним воспоминанием о себе не противный стыд во взгляде, когда дверь моей квартиры с силой захлопнулась за его спиной, а раскаяние и сожаление. Может ли такой совершенно чуждый мне человеческий подход склонить чашу весов на сторону примирения? Джим, позволь мне показать тебе, доказать, что я оступился по незнанию, а не потому, что ты надоел мне.
Отмычка приятно холодила кожу ладони, пока я неосознанно вертел ее в руке. Вот уже несколько часов я сидел в баре в подвальчике торгового центра, находящегося рядом с домом, и неотрывно смотрел в монитор своего ноутбука. На черной матовой клавиатуре не было ни одного символа, только безымянные кнопки, но именно это так порадовало меня, когда Джим притащил его мне «в качестве сувенира» и кинул на живот покойника. О, в тот момент я был в морге и расследовал очередное бредовое дело Лейстреда. Воспоминания о том, как я с каменным выражением лица оттирал зеркальное покрытие ноутбука от вязкой темной крови влажными салфетками, как полицейский почти выл от возмущения и негодования, а программист откровенно насмехался и ерничал, вызывают мимолетную улыбку. Но я усилием воли прячу воспоминания как можно дальше и продолжаю наблюдать за монитором.
Используя связи Майкрофта, уехавшего домой только под утро в совершенно разбитом состоянии, а также свои собственные мозги, я смог вывести обзор камеры наблюдения какого-то супермаркета на свой компьютер. По счастливой случайности, она охватывала не только двери и автомобильную стоянку магазина, но и дом Джима. Точнее, три четверти его входной двери и кусок зала, скрытого стенами и крышей.
Стол уставлен чашками из-под эспрессо, довольно необычных для этого места, где все пьют в основном фильтрованное пиво и дешевый виски. Глаза прикованы к правому верхнему углу экрана. После ухода брата я сразу же пошел в это отвратительное место, пропахшее дешевым алкоголем и сигаретами, и сел за самый дальний стол. Вот уже третий час моего шпионства подходит к концу, уже девять утра, а дверь дома Джима ни разу не открылась. По моим расчетам, он должен был уйти на работу примерно час назад. Взял выходной? Почему не горит свет в квартире? Он крайне редко просыпается позже восьми утра. Возможно, он точно также пошел в какой-нибудь бар низкого пошиба, немало выпил и сейчас отскребает мозги бармена от стены, чтобы заплатить ему за дебош? Выпивший Джим обожает спорить, ругаться с окружающими, провоцировать их, испытывать терпение и по-настоящему восхищается людьми, стойко игнорирующими его поведение. Мной. Увы, остальные очень любят махать кулаками, отчего я пару раз уводил своего программиста из зала, полного стонущих и кровоточащих тел. Моя бывшая когда-то равнодушной к людским страданиям натура ценила его жестокий юмор.
Однако, крайне мала вероятность того, что Джим сейчас накачивает себя алкоголем в неизвестном мне месте. Интуиция, к которой я отношусь уже не так подозрительно, вопила о другом: происходит что-то, недоступное моему пониманию. Пока недоступное.
08:57
И эта его выходка у меня дома вчера. К чему это было? Неужели он настолько опасный и разыскиваемый преступник, что даже Майкрофту хорошо знакомо его имя? Преступник его уровня? Бен Ладен? Бред. Я не верю.
08.58
Дверь по-прежнему закрыта. Замираю, не реагируя ни на что вокруг, словно погружаясь в себя, в собственные мысли.
09:04
Что-то не так.
Закрываю крышку ноутбука и кладу его в сумку. Оставляю чаевые престарелому официанту, допиваю горчащий на языке напиток и неспешно направляюсь наверх, вон из этого помещения, на свежий воздух.
Такси. Срочно.

***

Я приближался к входной двери будто в замедленной съемке. Что-то беспокоило меня, что-то было неправильно, не так. Логика и ум отказались работать, покинули меня, а пелена накрыла глаза. Словно я боялся самостоятельно дойти до этой истины – и когда, интересно, мое подсознание считало неведение благом?
Шаг за шагом. А напряжение все нарастает и нарастает внутри. И я не хочу знать, что меня беспокоит. Я ошарашен своим состоянием. Оно пугает меня.
Ты посмотри, а дверь-то и не заперта.
Наверное, я испугался. Вдруг именно сейчас, в самое что ни на есть неподходящее для этого время, его настигли «старые знакомые» из его прошлой жизни? Жив ли он вообще?
На ходу достаю из сумки с ноутбуком пистолет, нацеливаюсь на дверь и медленно распахиваю ее. Темно. И пусто.
О, нет, что вы, это вовсе не образное выражение для характеристики моего состояния на тот момент. Мне было весьма далеко до опустошенности конкретно в тот момент времени, потому что я целился в абсолютно пустой дом.
Ни кресел, ни стола, ни картин, которые завешивали стены, ни чашек с окурками на всех горизонтальных поверхностях. Да и откуда взяться этим чашкам, если из всех горизонтальных поверхностей тут осталась лишь одна большая – пол?
Я был слишком ошарашен, слишком удивлен, слишком взволнован. Быстро зашел внутрь, захлопнул дверь, оглядел квартиру в поисках крови, трупов, оружия. Ничего.
Скинул сумку возле выхода, обхватил поудобнее оружие, прошел на кухню. Посреди помещения стоял стол с дурацкой скатертью, которая так забавляла меня все это время. Будь ситуация не настолько абсурдна, я бы даже улыбнулся.
Я собрался осмотреть другие комнаты, как что-то заставило меня оглядеть стол повнимательнее. Кинув пистолет на пол, я почти подбегаю к нему и сдергиваю скатерть, стараясь унять стук собственного сердца.
Под скатертью лежал диск.
Абсолютно пустая квартира – а я небезосновательно подозреваю, что в других комнатах не окажется даже пыли - один единственный диск. Что происходит? В груди просыпается давно забытое чувство азарта, когда мы играли в кошки-мышки с Мориарти, заставляющим мотаться меня по всему городу только лишь по одной своей прихоти. О, мой мистер Х оставил меня в покое уже давно, а я и не скучал. У меня был человек, с лихвой заменивший всех и ставший главным в моей жизни. Единственное, чего не мог мне дать мой Джим – это азарт. Тот самый азарт, который я испытывал в смертельных играх с моим анонимным гением. Когда за десять секунд должен был ответить на вопрос, над которым бились месяцы обычные люди, иначе на моих руках была бы смерть невинного ребенка. Это пьянило и начисто сносило крышу, словно я кот, которого бросали в чан с валерианой.
Было неожиданно, что я смог прочувствовать это без Мориарти.
Руки тряслись, когда я вставлял диск в дисковод ноутбука, почему-то я был уверен, что информация, содержащаяся на нем, меня несказанно удивит.
Первые секунды в голове нет ничего, кроме непонимания. Болезненного непонимания.
Это моя ванная.
О, качество видео отличное, зря я волновался тогда, несколько месяцев назад.
Словно парализованный, я наблюдаю за собой. Как позирую на камеру, как добавляю в воду пену, как эротично опускаюсь в ванную:
«- Скажи, мой милый мистер Х… ты наблюдаешь?»
Голова практически раскалывается на части, потому что абсолютно очевидную и простую истину я не могу ни произнести, ни даже подумать о ней. Это слишком нереально, невозможно. Я скорее поверю в существование Бога, чем в это. Нет. Нет. Черт возьми, нет!
Да. Здравствуй, уважаемый Джеймс Мориарти, видит Всевышний, я так хотел с тобой познакомиться. Видит и знает. Нужно сходить в церковь на днях.
Звонящий мобильный я воспринимаю как данность, нажимаю «Принять» и слышу пораженный, неверящий тон Майкрофта:
- Я проверил одиннадцать раз. Одиннадцать раз, Шерлок. Это не может быть ошибкой, но…
- Я знаю, Майк. Я догадался, - неотрывно наблюдая за собственным самоудовлетворением, нажимаю «Отбой». Мне нужно несколько минут, чтобы принять невозможное.
"- Черт возьми, да!"
Сообщение, пришедшее с номера Джима, доставляет мне удовольствие мазохиста, и я немного сумасшедше улыбаюсь, снова и снова перечитывая его текст:
«Mon chéri, крошка, вылезай – поиграем =)»

Глава 9 - часть третья

***

Майкрофт нервничал. В последние годы крайне редко что-то шло не так, как ему хотелось, не так, как он предсказывал – ведь благодаря своему высокому положению, а также быстрому и гибкому уму, он мог предсказать и, более того, подстроить большинство событий так, как хотелось или как того требовали обстоятельства. Множество совершенно, как может показаться на первый взгляд ненаблюдательному человеку, не связанных между собой случайностей приводили именно к тому раскладу вещей, какой был наиболее выгоден и благоприятен Британскому правительству. А если быть точными, конкретному его члену. А если совсем вдаваться в детали, то неофициальному, но безоговорочному его лидеру.
Множество преступников, нечистых на руку чиновников и высокопоставленных лиц, людей, нарушающих закон, было вычислено и поймано благодаря его неоценимой помощи, хотя работа детектива никогда не входила в его планы. Просто вовремя сказанное слово, удачная мысль, неожиданно правильный вывод, сделанный из крупиц информации, давали полицейским значительное преимущество в розыске и разгадке, когда, казалось, никаких зацепок уже не оставалось. Нередко как будто бы случайно перед его глазами настойчиво маячило дело настолько глухое и неясное, что полицейские совершенно не понимали, что им делать, даже после того, как их буквально тыкали носом в разгадку. Тогда Майкрофт обращался к своему брату. К счастью, у того было навалом свободного времени и он, конечно же поартачившись для приличия пару часов или дней, с интересом принимался за работу. Дела, подбрасываемые братом, никогда не были для Шерлока скучными или простыми.
Абсолютно любые задачи и загадки были по плечу Майкрофту Холмсу – пожалуй, одному из самых умных людей этой планеты. А с теми, на которые не хватало времени или не было желания возиться, с легкостью расправлялся Шерлок Холмс, стоящий на второй ступени гипотетической «Лестницы гениев». Так было всегда, ничто не могло разрушить эту простую, но такую действенную систему. Так казалось им обоим, а также тем, кто знал хотя бы одного из отпрысков четы Холмсов и имел честь сталкиваться с их пуленепробиваемым интеллектом.
Появление сдвинутого на всю катушку анонимного психа мало впечатлило Майкрофта. Сумасшедшим больше, сумасшедшим меньше – какая разница, собственно? Слишком много было этих закомплексованных и зарвавшихся детей жестоких родителей, со сломленной психикой и детскими душевными травмами. Однако его детские проделки (рассуждая в формате всей планеты, разумеется) были столь искусны и настолько красиво претворены в жизнь, что Майкрофт был поистине восхищен. Постепенно, словно изучив территорию, безумец начал действовать более решительно, активно и нагло, наслаждаясь зашевелившимися правоохранительными органами, которые, естественно, и близко не могли подобраться к его делам и к нему самому. С каждым месяцем, нет, даже с каждым днем, влияние этого никому неизвестного каких-то пару лет назад загадочного человека возрастало все больше. Майкрофт не успел оглянуться, а большая часть террористических группировок уже под крылом загадочного мистера Х, который никогда не выходит на связь напрямую, раздавая свои указания и пожелания исключительно через третьих лиц. Никому не известно, как за столь короткие сроки он смог подчинить их. Мориарти. Загадочный и неуловимый криминальный гений, известна была лишь его фамилия, но и эта информация извлечена исключительно из слухов и сплетен, которыми, как известно, полнится мир. Сама собой сложилась простая и очевидная истина: «Если у тебя проблемы – иди к Мориарти». Неизвестно, с кого пошла эта традиция, но на пике своей карьеры этот неизвестный славился своим умением настолько красиво и неуловимо решать неудобные вопросы, что диву давался даже сам Майкрофт. Каким бы тот не был негодяем и преступником, Шерлок-старший искренне восхищался его смекалкой, отточенным умом и неиссякаемым чувством умора, следя за его действиями из прессы и интернет-новостей. О, он давно научился отличать его проделки от действий серых посредственностей, его почерк, его козырные карты. Не будь уже тогда у него на примете большеглазой и ехидной Сильвии, покорившей его сердце резко и основательно, он мог бы серьезно увлечься этим неизвестным гением.
Шерлока можно понять.
Холмсу-старшему даже удалось подослать в круг его приближенных шпиона – путем титанических усилий, многолетней подготовки операции и самого агента. Он имел честь узреть чуть смазанное изображение седоволосого мужчины, поджарого и циничного на вид. Мориарти? Уж больно не сходится внешний портрет с портретом психологическим.
«Это не он» - увы, последнее сообщение, отправленное его человеком из стана врага. На месте сработанного GPS-навигатора, отправляющего маячок только при отсутствии признаков жизни у носителя, было найдено настоящее Ледовое побоище. Чуть больше десятка изувеченных тел, наглухо привязанных к стульям, всюду вырванные органы, куски плоти, ножи, иглы. Это было страшно, даже для Майкрофта, пожелавшего лично прилететь на место.
На месте преступления была проведена тщательная экспертиза, которая выявила кровь человека, чьего трупа не было обнаружено на импровизированной бойне. Кровь с ножа рассекреченного агента. Сомнений не было – им достался ДНК-образец криминального консультанта.
Это было единственное, что было у них на Мориарти.
Потом была свадьба с Сильвией, отодвинувшая на второй план зарвавшегося преступника, недолгая совместная жизнь, похороны, алкоголь. Все это смазалось в голове в какую-то серую неудобоваримую массу, в это было сложно поверить, да и не верилось до сих пор, даже после стольких лет.
Во время своего путешествия по миру, когда боль уже улеглась, утихла, Майкрофт поклялся себе в двух вещах. Первое: он ни за что не заставит страдать родных ему людей. Ни за что и никогда. Самостоятельно пройдя через Ад потери и боли, он решил ни за что не допустить, чтобы его близкие испытали хотя бы десятую часть того ужаса. Холмс наладил отношения со своей матерью. Пытался с Шерлоком, но тот был холоден и неприступен, отчего пришлось отступить. Но страх за брата не давал ему покоя - обретение человечности и чувств обрекло его на целый ворох фобий и маний, которые он, конечно же, тщательно скрывал. Чтобы хоть как-то успокоить собственное нутро, он установил кучу камер в доме и вне дома, в радиусе нескольких десятков метров от двери в квартиру. Это успокаивало. Наблюдая за циничностью, холодностью, непреклонностью, ощущением собственного превосходства в глазах своего брата – словом, за делом рук своих, за тем, что с такой тщательностью он взращивал в нем с самого его детства – Майкрофт понимал, что Шерлок – глубоко несчастный человек, сам не понимающий собственной ущербности. Он столь многое потерял и так многого лишился из-за его, Майкрофта, желания создать существо, лишенное эмоций. Постепенно первое обещание приобрело немного иную формулировку: он ни за что не заставит страдать своего брата.
Вторая клятва была более логичной, учитывая то, через что ему пришлось пройти. И из-за кого, разумеется. Она не отличалась оригинальностью, однако была предельно ясна и очевидна: он убьет Мориарти. При первой представившейся возможности. Просто сотрет эту грязь с лица Земли, чтобы больше не было таких же, как он, людей, с трудом переживающих смерть своих близких.
А сейчас, сидя в лаборатории на офисном крутящемся стуле и стуча пальцами по распечатанному результату ДНК-теста («Искомый: «Мориарти». Совпадение: 99,9%»), Майкрофт напряженно размышляет над всем комизмом ситуации, над ее откровенно черным, жестоким юмором. Прямо как у любовника Шерлока. Забавно, но он до сих пор не может свести в голове две этих личности в одну. Да и не этим сейчас занят, собственно.
«Я ведь не могу оставить все как есть. Просто не могу. Я поклялся уничтожить его»
«А что же делать с Шерлоком, в таком случае? Ты смог, не без содействия консультирующего преступника, сделать из него нормального человека, но обратно в робота превратить не сможешь, даже при всем желании. И обещал также, что не ранишь его больше» - безликий оппонент, сидящий в его голове, ехидно ухмыльнулся.
«Я должен убить его, ни черта ты не понимаешь!»
«Этим ты убьешь собственного брата, идиот. Помнишь, какого тебе было, когда погибла Сильвия?»
Аргумент был веский, но споры с самим собой не утихли. И вряд ли они утихнут в ближайшие дни. Впору сойти с ума и застрелить либо Джима, либо Шерлока, либо самого себя, чтобы уж точно больше не издеваться над собственным разумом.

***

- Вам нужно отдохнуть, босс.
- Дорогуша, оставь в покое меня и мои потребности, я в полном порядке, давай закроем эту тему.
Полковник лишь вздыхает и продолжает, глядя в зеркало, поправлять галстук на шее. Мысли его хаотичны, а взгляды, бросаемые на отражение Джима, полны тревоги и растерянности. Сутки тот практически не отрывается от ноутбука, копаясь в новостной ленте, непрерывно стучит по клавишам, что-то выясняет, прикидывает, звонит множеству людей, представляясь «связующим мистера Мориарти», и со всеми своими собеседниками разговаривает на разных языках. Моран, знавший только один иностранный язык, помимо английского, в притворном ужасе закрывал уши, насчитав тринадцать диалектов испанского. Криминальный гений улыбался, да и вообще не выглядел человеком, потерявшим своего любовника чуть менее суток назад. Посмеиваясь, он заставил полковника нарядиться в официальный костюм и пойти на встречу мафиозной элиты.
- Эти мальчишки не позвали меня поиграть с ними в их скучные детские игры, какая жалость. А ведь я запретил им предпринимать что-либо без моего ведома в ближайшую неделю. Посиди с ними, разузнай, что происходит, а потом пристрели негра, он там один. Ах, молодой да ранний, он огромная заноза во всей моей отлаженной системе, - произнес Джим около часа назад, едва нажав «Отбой» на мобильном телефоне.
- Как скажете, шеф. – И хорошо бы ему замолчать на этом, но столь извращенные отцовские инстинкты заставляют спросить: - Может быть, поспите? Вы сутки не отходите от ноутбука.
- Я в порядке, Себ, расслабься.
«Дьявол с тобой, Джим. Не хочешь предаваться истерике в моей компании – я не настаиваю. Мог просто попросить меня уйти»
Именно это больше всего смущало и тревожило Себастьяна. Не показное равнодушие своего босса, которое с большим трудом можно было отличить от реальной отрешенности - ведь он первоклассный актер. Раньше Мориарти никогда не стеснялся проявления своих истинных эмоций при полковнике, и, если ему хотелось побыть одному – он незамедлительно сообщал об этом, настаивая на предоставлении ему полного одиночества, «пока я тебя не вызову».
Его теперешняя реакция… нервировала.
- Я готов, шеф. Буду через пару часов. Не скучайте.
- Не буду, не переживай, - все также не отрывая глаз от экрана, а пальцев от клавиатуры, произносит Джим. Настолько показательно расслаблен и спокоен, что, Моран уверен: если он не уйдет в ближайшие десять минут, выдержка этого инфантила полетит в бездну.
Не испытывая судьбу, он поспешно выходит из их новой штаб-квартиры и почти бегом направляется к автомобилю. Тут же в уши врываются звуки выстрелов, прерывающиеся, громкие, словно человек, использующий в данный момент огнестрельное оружие, совершенно не в себе.
Хмурясь, полковник набирает сообщение, молясь, чтобы этот идиот стрелял не по телефону:
«Только не в висок. А стены починим»
«К чертям стены. Лучше почини мне голову»

Глава 9 - часть четвертая

***

Это совершенно нереально, невообразимо, невозможно. Десятки недель рядом, полтора месяца совместного проживания не заставили меня не то что усомниться, а даже задуматься на мгновение над тем, что Мориарти и Джим – мой Джим, черт подери! – это один и тот же человек. Безбашенный психопат, маньяк, привлекающий меня так страстно своим острым умом, жестокий убийца, не ставящий ни во что человеческую жизнь. И ироничный инфантил, немного самовлюбленный, но чертовски умный и необычный программист.
Кто из них ты? И знаю ли я настоящего тебя? Я был уверен, что разгадал, полностью проникся тобой, той твоей личностью, маской, которую ты надевал, работая в больнице и общаясь со мной. Уверен, ты мастер перевоплощения, и те люди, с которыми ты контактируешь, быть может, многие годы, знают совсем иного тебя. Сотни личин, каждая – на свой случай, для разных людей, под разные ситуации и разное настроение.
Это слишком, слишком нереально. Ты не можешь быть сотней людей одновременно. Диаметрально различными, непохожими. Осталось ли что-то настоящее в тебе?
Ответь мне, голос в моей голове. Ты единственный собеседник сейчас, кто может вытерпеть мое состояние, и в чью голову я не запущу первую подвернувшуюся под руку тяжелую вещь.
Майкрофт. Если бы ты был сейчас рядом со мной, я бы задал тебе волнующий меня вопрос, выкрикнул бы его, с нотками отчаяния в голове: почему я стал таким же, как и ты? Как я смог отказаться от собственного Я, от холодного разума, интеллекта, разбавив, осквернив его чувствами? И в который раз бы я стал спрашивать об этом? Тебя впервые. Ты ведь старше, умнее, опытнее, ты единственный, кому я могу позволить учить меня жизни. Майкрофт! Я не хотел этого. Не желал, противился всеми силами. А помогло ли? Ничуть. Чем больше я сопротивлялся, тем сильнее ты, проклятый, выдавливал меня из собственного кокона.
Я готов признать свое поражение, Джим Мориарти, преступный консультант, мой милый известный и открытый гений. Наша партия, затянувшаяся на многие месяцы, закончена твоей безоговорочной победой. Я бездарно провалил сражение, разучившись играть. Твои методы восхищают меня, я никогда не встречал и вряд ли встречу настолько великого человека. Ты не пытался обыграть меня, состязаясь примитивными методами «Кто умнее, тот победит», о нет. Ты еще до начала, еще до первого хода белыми понял, что мы равны друг другу. Два психопата, два отчаянно скучающих человека, готовые ради собственного веселья по камешку разобрать несчастный Лондон. Бедный город, как он выдерживал наше присутствие в непосредственной близости друг от друга? Наши отношения были в высшей степени извращенными и непостижимыми. Два минуса, два отрицательных заряда, вопреки Вселенским законам притянувшиеся друг к другу. Как можно назвать тот электрический заряд, непрерывно бьющий нас током? Что это, когда плохим людям хорошо вместе?
И что же является лучшим тактическим ходом, как не дезориентировать противника, вывести его из игры, заразить его хроническим вирусом безумия и глупости, которым болело все остальное человечество, но к которому вы двое, по какой-то причине, имели иммунитет? Сломать иммунитет! Влюбить врага в себя, заставить почувствовать то, чем живут остальные семь миллиардов, сделать недееспособным. Нейтрализовать максимально надежно. И надолго. Навсегда.
Ты как нельзя лучше выбрал себе игрушку и противника, Мориарти, Джим, моя чертова слабость. Единственного возможного противника, чей брат, к тому же, занимает не последнее место в Британском правительстве. Ты ведь знаешь, что я не могу устранить тебя теперь, просто не могу, я лучше убью самого себя, чем причиню тебе вред. И сделаю все, чтобы Майкрофт не посмел тронуть тебя даже пальцем. Никаких наемных убийц, никаких несчастных случае. Будь ты проклят, Мориарти, будь ты проклят, чертов ублюдок, посмевший надругаться над моей душой, только ожившей и появившейся! Я ненавижу тебя. Я восхищаюсь тобой.
До крови, до мяса, до ребер, до сердца – да, посмотри ты, манипулятор! Въелся в меня, впитался в мою сущность, словно сглаз, проклятие. Ты – мой приговор, ты моя человечность. Как Дьявол может быть олицетворением того светлого и прекрасного, что живет в человеческой душе? Как ТЫ, воплощение безнравственности и порока, зло в чистом виде своем, смог настолько глубоко засесть в мои мысли? Я никогда никого не любил. Даже моя глупая паника несколько месяцев назад и в сравнение не идет с теми эмоциями, что я чувствую сейчас, именно сейчас, к тебе, ты, чертов криминальный гений! Я вижу тебя, твой образ навсегда со мной, ты стоишь сейчас, будто живой, в моих мечтах, перед моими глазами. Я был привязан только к своему милому программисту и к твоему неясному образу, туманному и захватывающему – вы были для меня самыми желанными. Как можно не возненавидеть тебя, Мориарти, за то, что ты – все те люди, которые были мне дороги? Оковы, они держат, не отпуская, ты – моя слабость, ты – мои безмолвные крики и проклятия, ты – средоточие всей моей ненависти. Я кидаю свое сердце тебе в ноги, манерно, отсутствующе, будто мне не важно, как ты отреагируешь, но наблюдаю за тобой в отражениях зеркал, что вокруг нас. Тысяч зеркал, мой милый, мой анонимный гений Джим Мориарти, что покажет твое отражение, какую маску ты оденешь на этот раз?
Тело затекло от длительного сидения в одном положении, пусть даже кресло исключительно мягкое и удобное. А я хватаюсь за это неприятное ощущение, словно падающий с обрыва хватается за корни, камни, траву, что растут по практически вертикальному берегу. Как и летящему на мокрые камни, мне это не помогает.
Резко, отточено, я направляю недрогнувшую кисть в стену чуть левее меня, и три раза спускаю курок.
- Оу-оу, будь осторожнее, прошу! У меня разговор, - Джон садится в кресло напротив, кладя на колени несколько газет и мобильный телефон. Чуть синеватые круги под глазами и уставший вид, который Ватсон тщательно, но безуспешно пытается от меня скрыть, вызывают у меня легкое чувство вины. Если бы не я, он не сидел бы большую часть ночи рядом с моей постелью, стараясь заглушить мои крики, стоны и попытки хождения во сне. Из-за того дурдома, что творится вокруг меня, я получил ряд проблем, связанных со сном. Майкрофт даже возил меня к какому-то очень умному доктору с рядом наград и научных работ, то ли психиатру, то ли психотерапевту - я не вникал толком, да мне и все равно, если честно. Не знаю, что он втолковывал брату сорок семь минут после моего осмотра, но тот вышел из кабинета хмурый и молчаливый, ответив коротко: «Отвлекись и займись делом». Не попросил, но и не приказал. Очень настойчиво порекомендовал. О, Майк умеет выдерживать нужный баланс в интонациях, это основная часть его работы.
Майкрофт стал часто бывать у нас дома. Такое чувство, что у него резко увеличилось количество свободного времени. Каждый свой приход он обусловливал острой необходимостью, будь то консультация с Ватсоном, переустановка «вышедших из строя» камер наблюдения или отсутствие дома сахара. Странно, но это не бесило меня ни в коем разе, не раздражало. Мы сблизились с Майкрофтом, по-настоящему стали братьями, не только по крови, но и по духу. Я зашивал свою душевную рану тупой ржавой иголкой и шелковыми нитками, а он щедро поливал ее виски и коньяком, чтобы не было заражения. Вряд ли мне грозит скатиться со своего жизненного пути посредством банального алкоголизма, слишком это просто и неинтересно, если сравнивать с прошлыми бурными событиями. Потому, уповая на рассудительность и разумность своего братца, в коих у меня не было еще случая даже усомниться, я наливал себе полный стакан чего-нибудь крепкого сразу же, как только в голову снова закрадывались унылые и удушающие мысли. После его опустошения, как ни странно, меня отпускало. И я мог снова безвылазно сидеть в кресле, на диване или за столом на кухне. Без истерик. Пропадало желание крушить все и всех на своем пути, но мысли – чертовы мысли! – их не мог вывести из меня простой алкоголь. Жаль. А пить что-то разъедающее, например, серную кислоту, я пока не отважился. Но, если кто-то сможет убедить меня, что она избавит от этого хаоса, а задумаюсь.
- Не лезь под пули, Джон. И нет, я не буду помогать Лейстреду.
- С чего ты… впрочем, неважно, - он устало трогает уголки глаз указательным и большим пальцами, на секунды замирая. В течение одного мгновения я наблюдаю на его лице целую гамму эмоций, от тоски, уныния и грусти, до какой-то обреченности. Ты так наивен, мой друг, если считаешь, что я не вижу всей этой гремучей смеси в твоих глазах, о, в них также горит щепотка контролируемой, нежданной, ненужной, но горячей ненависти. К тому, кого я ненавижу ничуть не меньше тебя. Ненавижу. Не-на-ви-жу. – Шерлок, посмотри на меня. Я не знаю, правильно ли поступаю, давая тебе эту информацию… но она тебя заинтересует.
Заинтересует?
- И каким образом в этом деле замешан Джим Мориарти? – После того скандального рассекречивания я никогда не называю его только по имени или только по фамилии. Это доставляет мне мрачное моральное удовлетворение, удовольствие, ранящее и рассекающее только-только зашитые и зажившие раны. Джим Мориарти. Не Джимми из IT-отдела. Не криминальный консультант, не мой анонимный гений.
- Полиция обнаружила семь трупов на краю города. Убиты профессионально. Имеется неофициальное и недоказуемое предположение, что это мафиозная верхушка. Четверо-то точно, насчет остальных – неизвестно.
- Ближе.
- Запись с камер наблюдения рядом с местом преступления зафиксировала очень подозрительного на вид мужчину с хвостом седых волос, - пристально глядя мне в глаза, произносит Джон. А я даже не собираюсь скрывать своего интереса этим делом. Молча забираю у Ватсона материалы по делу и углубляюсь в чтение. - Знаешь, я очень надеюсь, что поступил правильно.

запись создана: 19.02.2013 в 17:18

@темы: Шериарти, "Сыграй со мной партию.." и тд

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Шерлок в повседневности, лол

Забавно, но мне задали в лицее написать мини-рецензию по Шерлоку ВВС на английском языке - нетрудно догадаться, по какому предмету. Приятная неожиданность - из всех возможных британских фильмов моя любимая преподавательница выбрала именно этот :3 первый раз делаю домашку по английскому с удовольствием, лол.

@темы: Повседневность, Понравилось