Название: Сыграй со мной партию, мой милый анонимный гений!
Автор: z@raza
Бета: Ritsu Kotolenush, Я и MW
Категория: слэш
Жанр: romance, AU
Пейринг: Шерлок/Джим
Рейтинг: R
Размер: макси
Статус: в процессе
Дисклеймер: моя лишь идея
Размещение: пишите в личку, обговорим=)
Саммари: Во что выльется желание Джима сделать Мориарти анонимным персонажем, а милого Джимми из IT-отдела - любовником Шерлока Холмса?
Предупреждения: OOC
Глава 11 - часть первая
Глава 11
Легкое раздражение прочно поселилось в моей груди с того момента, как я вышел из мужского туалета, но вовсе не из-за жалости или мук совести от оскорблений глупого фаната с замашками папарацци. О, об этом неудачном представителе рода человеческого я забыл тут же – ну, или через некоторое время, ибо очень уж неожиданным и наглым был его напор, грубым, я оценил. Больше чего бы то ни было меня тревожила сейчас невозможность выкурить пару сигарет перед тем, как меня вызовут в зал суда в качестве главного свидетеля по делу. Главного, но не единственного – в настоящий момент несчастный Грегори Лейстред в поте лица отдувается за все кровавые выходки моего бывшего любовника, за каждую пролитую им играючи алую каплю на месте преступления, за каждый окроплённый труп и измазанную стену. Каждое дело обмусоливают и облизывают со всех сторон, требуют от инспектора неких скрытых знаний и деталей, которыми тот, естественно, не обладает. Судья злится, присяжные негодуют, Лейстред краснеет и бледнеет одновременно, ассиметрично, пятнами. И наверняка проклинает тот день, когда согласился на настойчивую просьбу моего брата курировать дела, в которых замешан Мориарти. Интересно, с чего вдруг Майкрофт вцепился в него такой мертвой хваткой? Разглядел не дюжий потенциал? Или понимает, что ни с кем более я просто не буду работать?
В последнюю очередь меня волнует тот факт, что меня может вдруг не оказаться рядом, когда инспектора отпустят с миром отдышаться. Братец все уладит, в любое время и в любой ситуации. Черт, но если я попытаюсь выйти на улицу, толпы журналистов завалят меня вопросами и своим излишним вниманием. Проще потерпеть и не дергаться.
Дверь в зал суда открывается неожиданно.
- Мистер Холмс, прошу вас пройти для дачи показаний, - официально одетая женщина с пучком волос и пигментными пятнами на лице усталым взглядом провожает мою раздраженную отсутствием никотина в организме фигуру.
Умышленно прохожу, не отрывая взгляда от судьи, медленно, неспешно, размеренно. Боковое зрение вопит от восторга, наблюдая за замершей фигурой в светлом кремовом костюме, милый, я вижу тебя, я хочу смотреть на тебя ближе, я хочу тебя прямо здесь и сейчас. Будет ли судья в некотором замешательстве, если я пойду не за стойку свидетеля, а прямо к тебе, на ходу расстегивая пуговицы на рубашке? Сверху вниз, медленно. Ты слышишь мои мысленные стоны и молебны, я знаю это, не вижу, но чувствую, твой взгляд материален, он куда ощутимее любого прикосновения. Твое желание и нетерпение не дают мне спокойно идти, я спотыкаюсь о них, спотыкаюсь о твой голод, он опутывает мои ноги до щиколоток, до колен, до грудной клетки, словно тропические лианы, словно красивые цветы, завлекающие в свой бутон глупых насекомых, чтобы затем захлопнуться и сожрать их. Твои чувства, твое извращенное влечение к моей скромной персоне напоминает мне эти цветы – экзотическое, хищное, желание обладать, владеть, поглотить и смять, уничтожить, но сделать своим. Как же тебя цепляет, что я не даюсь, что мое тело принадлежит тебе, но мое сердце – кусок камня, металла, бетона – оно сопротивляется, да так успешно, что ты не в силах завладеть им. Я делал и делаю по сей день все, лишь бы ты не узнал и не понял, что самое нечеловеческое существо на этой планете сделало меня равным людям. Насильно впихнуло в ряды тех, кто страдает и любит.
Они задают мне стандартные в таких ситуациях вопросы, удостоверяющие мою личность, адрес проживания и род занятий. Отвечаю, не задумываясь, не включаясь толком в их слова, практически на автомате. Все мое внимание приковано к фигуре напротив. Десять метров, может быть, плюс-минус пара, плевать, какая разница, черт.
Он другой. Этого человека я вижу первый раз в жизни. Сухой, собранный, состоящий из тайны, опасности и безумия. Я не вижу глаз – они почти черные. Словно бездна, черная дыра, добравшаяся-таки до нашей Солнечной системы и поглотившая ее, намертво въевшись, поселившись на дне зрачков Джеймса Мориарти. Он – хищник на охоте, а охота – каждая секунда его жизни. До сих событий увидеть его и узнать – означало умереть в ближайшие секунды. Этот Дьявол приходил за некоторыми своими жертвами самостоятельно. Собран, сосредоточен, зол, но зол так иронично, эти характеристики, совершенно несочетаемые друг с другом, уживаются в нем просто бесподобно, что сложно оторвать взгляд. Особенно мне – человеку, отчаянно скучающему по этому чертовому королю преступного мира.
Мне мало, мало смотреть в его надменные высокомерные черные глаза, будто бы он не узнает меня, лишь участившееся дыхание и сдерживаемая улыбка торжества выдают его возбуждение. Мне мало его, мне нужен тот Джим, мой Джим, который ведет себя возмутительно бескультурно и нагло, швыряющий стаканы об стены, когда чем-то недоволен, курящий в квартире и ленящийся открыть окно, откровенный, пошлый, неподражаемый, идеальный, для меня идеальный. Не знаю никого лучше. Гори в Аду, проклятая сука, надавившая на мою животную похоть и сумевшая разрушить наши иррациональные и странные отношения даже после своей смерти. Или нет. Не так. Пусть ангелы носят тебя на руках, одетую в белоснежные одежды, святую, чистую, позволившую мне узнать цену моей похоти. И желание может исходить от сердца. Желание обладать. Мы сожрем друг друга, мой милый, мой актер, надевший свою постоянную личину беспринципного криминального гения, ты тот, с кем я занимался сумасшедшим безудержным сексом умов, когда мобильный трещал и вибрировал от напряжения, исходившего от меня. Я мечтаю узнать, который из них ты, есть ли вообще ты? С тобой никогда не бывает скучно, не будет скучно, каждая твоя маска – полноценная личность, с набором привычек, черт и изюминок, сложная и бесконечно интересная. И их – сотни, тысячи, диаметрально противоположных и разных. Я знаю лишь одну, но я нуждаюсь в ней, словно в наркотике, я готов отказаться навсегда от никотина, лишь бы как минимум каждые полчаса видеть тебя и разговаривать с тобой, пикироваться, спорить, но чувствовать твое присутствие. Я уже отчаянно хочу узнать тебя в этой роли, роли гениального маньяка-психопата, человека с полным отсутствием моральных принципов и тормозов. Ты - новый, но я знаю, что ты хочешь меня. Каждая твоя личина зависима от моей персоны, это приятно греет мое самолюбие, я уверен, что мы сможем с тобой выяснить все и вернуться к тем отношениям, которые были до злополучной близости с Ирэн Адлер. Но сколько должно пройти времени, сколько должно событий случиться – остается только гадать, потому что именно я виновен в нашем разладе и по молчаливому согласию готов предоставить тебе полную свободу действий, чтобы ты вволю наигрался, мой дорогой гений, а затем принял бы мои извинения. Мне страшно представить, что ты придумал в качестве «закрепления урока». Но извиняться я буду старательно, о, ты не сможешь не простить меня.
Спокойствие и печать нирваны лежат на его лице, это даже на секунду сбивает меня с автоматических ответов, отчего приходится невольно включиться в дискуссию. Джим Мориарти надувает шар из жевательной резинки и громко лопает его, облизывая губы.
- Мистер Холмс, прошу вас ответить на мой вопрос, - женщина в белом комичном парике смешно морщит нос, неотрывно смотря на мое лицо. О, она, бесспорно, заметила нашу минутную дуэль взглядами, но уж точно оставила без внимания разряд электрического тока, прошедший стремительно мимо, тысяча вольт, две тысячи? – Не могли бы вы подробнее описать нам значение фразы «консультирующий преступник»?
- Конечно, мне это совершенно несложно. – Моргаю, приводя мысли в порядок, справляясь с отчаянным желанием видеть и чувствовать. Не сейчас. Все будет. Позже. – Джеймса Мориарти нанимают люди, в чьих интересах скрыться с глаз правительства, организовать чью либо смерть или гениальное самоубийство, заминировать здание – список незаконных дел, которые в состоянии организовать стоящий перед вами человек, можно продолжать до бесконечности.
Секундное замешательство было прервано нервными движениями судьи и поспешными вопросами прокурора:
- Как бы вы могли охарактеризовать…
- Наводящий вопрос. Защита опротестует, а судья поддержит. Боже! – Неожиданно замечаю на самых дальних рядах полковника Себастьяна Морана, заметно нервничающего от создавшейся ситуации. Он неотрывно глядит на меня и насмешливо кивает головой, пряча беспокойство, когда его взгляд сталкивается с моим. Я улыбаюсь в ответ.
- Я попросил бы вас, мистер Холмс, вести себя более сдержанно.
- Спросите, как бы я мог описать его, какое у меня о нем мнение, - произношу устало.
- Мистер Холмс! – Судья начинает заметно нервничать, что немного веселит меня. Замечаю, что Джон энергично вертит головой, с непониманием косясь на седоволосого мужчину, который с нескрываемым любопытством наблюдает за его действиями. В секундную паузу во время перепалки судьи и защиты успеваю еле заметно отрицательно махнуть головой: нет, не надо звонить Майкрофту. А Ватсон-то где успел столкнуться с полковником?
Знакомый мне репортер с мокрым от холодной воды лицом садится немного левее и выше Джона, в упор смотря в затылок криминальному гению.
- Хорошо. Что бы вы могли сказать об этом человеке? Долго ли вы знаете его? В каких отношениях вы состояли с мистером Мориарти?
- Если вы спрашиваете меня о Джеймсе Мориарти, то до сегодняшнего дня я ни разу не видел его, общаясь только посредством смс-сообщений. Охарактеризовать? Холодный и расчетливый, гений, не просто человек – паук, сидящий в центре преступной паутины, в его руках тысячи тонких нитей, и он абсолютно точно знает, как действует каждая из них.
Прокурор явно была дезориентирована.
- Мистер Холмс, я прошу вас отзываться об обвиняемом как об одном человеке, он абсолютно здоров и вменяем, была проведена независимая медицинская экспертиза…
Мой едва сдерживаемый смех прерывает изречения этой глупой женщины. Медицинская экспертиза? Независимая? Вы серьезно?
- Я прошу вас вести себя подобающим образом, иначе мне придется удалить вас из зала!
Судья злится, прокурор же хранит молчание.
- Что ж, я продолжу, если вы позволите. Я был длительное время в тесных близких отношениях с одной из ипостасей этого гениального преступника, Джеймсом Ричардом Бруком. Мориарти был в его роли в течение нескольких месяцев. Неугомонный, саркастичный, инфантильный, умный. Интересный человек, безусловно, какая глубина мысли, какой простор для изучения и понимания! – Джим улыбается мне, отводя взгляд и скромно поворачивая голову в сторону, удивленно и польщенно двинув бровями. Несколько наигранно, я бы сказал. Но он играет на публику, не для меня, я был удостоен в свое время полугодового представление и уже получил свое. Опасность, опасность, опасность, как можно находиться с ним в одном помещении и не чувствовать этого панического страха?
- Знали ли вы о готовящихся преступлениях?
- Я не имел счастья ни общаться, ни видеть Джеймса Мориарти в последние полгода. Мы были в некоторой ссоре, затянувшейся на длительное время, - я наблюдаю за тобой, за выверенными отточенными движениями, тщательная щепотка нужных эмоций отмерена в каждом твоем вдохе и выдохе, в каждом взгляде, в каждой мысли. Наблюдаю и восхищаюсь, преклоняясь перед твоим гением, умом, талантом контролировать себя на все сто процентов. Лишь меня можно назвать твоим изъяном, ты привязался ко мне, не пускаешь близко, но и не отпускаешь от себя. Я всегда там, где ты хочешь, независимо от моих желаний. Последние месяцы меня и мою личную жизнь контролировал Джеймс Мориарти, но никак не Джимми-программист-Брук – смею ли я надеяться, что не только инфантильная личина харизматичного истерика зависима от меня и моего общества, но еще и твоя постоянная, та оболочка, с который ты сжился, словно с родной – оболочка криминального гения преступного мира? Я не могу утверждать наверняка, черт, ты единственный, в чьих мотивах и поступках я уверен лишь на пятьдесят процентов, словно хожу по канату над бездной с завязанными глазами, будто есть лишь одна правда, а чуть оступишься и шагнешь в сторону – ошибка, смерть. Я все еще лечу, я все еще падаю, потому что непростительно и возмутительно нагло шагнул за грань дозволенного, но ты простишь меня. Все, что происходит вокруг – безукоризненная отрепетированная постановка моего продолжительно и насильного извинения. Через круги Ада я должен буду пройти, чтобы добиться от тебя снисхождения, я уверен в этом – наверное, единственное, что не вызывает у меня сомнений. И я готов к этому, ко всему. Без тебя сложно, без тебя скучно, я на самом дне преисподней без твоего присутствия.
- В чем была причина вашей ссоры? – Подает голос представитель Джима.
- Протестую, Ваша честь! Это к делу не относится.
- Принимаю протест. – О, я всегда знал, что большая часть молодых зеленых юнцов идет в юриспруденцию ради этого светлого момента истины – чтобы громко стукнуть по столу молотком. Хоть раз.
- Больше к свидетелю нет вопросов, Ваша честь.
Меня отпускают с миром до следующего заседания.
Я спешно и нервно ищу в карманах пачку сигарет.
Глава 11 - часть вторая***
Я отсчитываю секунды до того, как искренне недоумевающий Джон разорвет тишину телефонным звонком и в праведном негодовании начнет возмущаться оправданием Джеймса Мориарти. Я в нетерпении, я взволнован, я знаю, что после того, как моего криминального гений отпустят, он направится ко мне. Я хочу услышать из уст моего личного доктора о том, что Джим на свободе, ибо это будет означать, что он направляется ко мне. Дав себе обещание не двигаться с дивана до получения столь ожидаемой мной информации, я, словно на иголках, недвижимый и с закрытыми глазами лежу на софе в ожидании трели мобильного телефона.
Однако первым меня оповещает вовсе не доктор Ватсон.
«Оправдан. Будь осторожен. МХ»
«Он может сделать что угодно, но только не убить меня. Так что не волнуйся. ШХ»
«Джон, я оповещен. Не смей появляться в доме в ближайшие три часа. ШХ»
Чтобы лишний раз не отвлекаться на взволнованные звонки Джона, я вытаскиваю из телефона батарею и забрасываю ее под кровать. Во избежание.
С этого мига мной словно по команде завладевают предвкушение и резкий прилив сил. Я адски хочу увидеть тебя, мой личный Враг, мой порок, мое отражение. Я хочу сыграть с тобой по твоим правилам, на твоем поле, любыми фигурами, только играй, играй со мной, не останавливайся, мой милый гений.
Это словно незапланированное свидание после долгой разлуки, прекрасное тем, что мы не назначали друг другу ни время, ни место встречи, но точно знаем, где и как оно будет проходить. Я ставлю вариться кофе и достаю чайный сервиз из верхнего ящика. Неспешно, хотя внутри все словно горит огнем от предвкушения, от того, что вот сейчас, уже совсем скоро я увижу того тебя, о котором мечтал год назад, убийцу, Врага, я хочу знать каждую твою личину! Ныне покойная Ирэн Адлер, не без чьего участия заварилась вся эта каша, говорила когда-то: «Как ни старайся изменить свой облик, это всегда будет автопортрет». Узнав каждую твою маску, изучив досконально, выискивая частички твоей настоящей личности, я смогу увидеть Тебя, без прикрас и лишних деталей.
Ловлю себя на мысли, что почти не помню лица мисс Адлер. Конечно, при желании я могу восстановить ее черты в деталях, которым позавидовал бы любой компьютер, но зачем? Чем быстрее она исчезнет окончательно, тем будет лучше.
Кофе, сливки, какао-молоко и сахар, много сахара, я никогда не понимал, как ты пьешь такую приторную гадость. Поднос аккуратно перенесен на журнальный столик.
Я отсчитываю минуты до того, как ты зайдешь в квартиру и неспешно поднимешься на второй этаж, улыбаясь так, что кровь будет стынуть в жилах. Опасность, опасность, опасность, ну же!
От нетерпения копаюсь в ящиках и с удивлением обнаруживаю песочное печенье. Даже съедобное. Нахожу миниатюрную вазочку, подходящую по интерьеру к сервизу. Мое внимание к деталям ответит Джиму Мориарти на все интересующие его вопросы. Пусть так, увидь, что я раскаиваюсь, что мне не все равно, черт, ты ведь уже видел это в зале суда. Плевать. На все.
Слегка подрагивающие пальцы начинают меня крайне беспокоить. Что за излишняя эмоциональность? Дабы отвлечься, беру в руки скрипку, нервно пробегаясь смычком по струнам, стараясь быть нежным и трепетным – нельзя обижать мою верную подругу, единственную женщину, к которой я испытываю искреннее восхищение и бесконечное уважение. Она успокаивающе гладит мой череп изнутри своими звуками, льет литры лавандового масла на мою растрепанную нервную душу, практически насильно и совершенно без сопротивления с моей стороны, убаюкивая мой страх и нервозность. Ее голос прекрасен, он льется блаженной мелодией по комнате, трепетно касаясь слухового нерва. Я слышу едва уловимый скрип лестничных досок, в совокупности с будоражащей своим спокойствием мелодией это вызывает бурную и вполне естественную реакцию организма.
Мне кажется, я чувствую запах его парфюма. Парфюма Джеймса Мориарти, но не Джима Брука.
Я знаю, что он вошел, что стоит прямо за моей спиной сейчас, настолько откровенно близко – всего лишь в нескольких метрах, несравненная близость, я потрясен! – настолько прекрасно. Чувствую взгляд кожей, нутром, он холодным лезвием кинжала проходит по моему телу, оставляя глубокие царапины-шрамы. Набухшие и чуть побелевшие края этих ножевых ранений едва-едва расходятся, выпуская наружу темную кровь. И болит, Боже, щиплет и саднит, словно вокруг соленый морской воздух, будто мы посреди соленого моря, только лишь вдвоем. Как приятна эта боль, как я скучал по ней! Ты обещал изрезать меня тончайшими лезвиями, я помню, пусть эта смс и пришла мне больше года назад. Ты сдержал свое обещание.
Я терплю и не оборачиваюсь, пока мелодия не завершится под моими руками, затем аккуратно опускаю скрипку со смычком на кресло.
- Не любишь незаконченные произведения? – Джим Мориарти, словно первый раз находится в этой квартире, с интересом разглядывает интерьер и окружающую обстановку, прежде чем взять из вазочки красное яблоко.
- Предпочитаю доводить все до конца. Тебе ли не знать, Джеймс? – Я никогда прежде не называл его в личной беседе полным именем. Сейчас в этом была какая-то горькая ирония и разъедающий сарказм, который был понятен только лишь ему и мне – под «Джеймсом» всегда подразумевался «Мориарти». Он понял меня, вопросительно подняв брови и улыбнувшись. Как Джим Брук. Почти как Джим Брук.
- О, Шерлок, я знаю о твоих предпочтениях гораздо больше тебя самого, - посмотрев на фрукт в своих руках, словно первый раз увидев его, он произносит: - Я присяду?
- Конечно. Я ждал тебя. Твой кофе готов, хотя и мог немного остыть – я думал, ты придешь раньше.
- Себастьян попал в пробку, мы задержались, ты не в обиде?
- Вовсе нет.
Джим садится в кресло, достает из кармана дешевый складной ножик и начинает методично отрезать от яблока куски. Я в легком недоумении и вместе с тем поистине захвачен ситуацией, когда совершенно не имею представления, что произойдет дальше. Непонятный, странный человек! Какое огромное удовольствие я получаю, просто находясь рядом. Удовольствие опасное, смертельное, но такое острое.
- Ты не сильно расстроился, что я выстрелил ей в голову прямо в твоем доме? – В словах смех, глаза горят озорством и ухмылкой, но насколько же невысказанных вопросов ты ответил мне тем, что спросил в первую очередь про нее! Я ликую.
- Зависит ли Большая Игра, которую ты мне приготовил в качестве расплаты за мои грехи, от моего ответа?
- Нисколько, это лишь голое любопытство. Хуже чем сейчас ты вряд ли можешь сделать. Прекрасный кофе, кстати!
- Я тронут, что ты оценил мои таланты, - опираюсь телом на камин и скрещиваю руки на груди, закрываясь, сдерживая свое ликование. Бесконечные слащавые мысли вызывают во мне стыд, я готов провалиться сквозь землю, когда вижу в зрачках моего любовника усмешку и понимание. Он знает, что я готов щенком виться у его ног, о, да, он добивался именно этого, расчетливый ублюдок. Как же я скучал. – Сложно было добраться до жюри?
- Помилуй, Шерлок! Я за секунды вскрыл Тауэр, что мне какие-то двенадцать гостиничных номеров? Это не подземный бункер с охранной системой высшего класса, на который понадобилось бы чуть больше времени. Дешевая забегаловка. – Гладкие ухоженные руки твердо и уверенно издеваются над яблоком, лезвие скользит по его красной поверхности, вырезая лишь Джиму ведомые узоры. О, несомненно, он что-то затеял, человек, сидящий передо мной, ничего не делает просто так.
Я еще помню, как эти руки царапали мою спину. Как нарочито высокий тон голоса срывался до ультразвука на пике оргазма, как выгибалась гибкая спина. Как твои укусы на шее и плечах саднили и кровоточили, как эти ощущения доставляли мне удовольствие мазохиста, и я нарочно задевал ссадины и синяки дверьми машин, углами, косяками, лишь бы прочувствовать. И вспомнить.
- Зачем было все это? Только ли я маялся от скуки, Джеймс? – Я не уточняю, что имею в виду, я уверен, что он понимает меня. Он знает что отвечать еще до того, как я задам вопрос. Слишком хорошо он выучил меня, слишком сильно я возбужден его присутствием, его общением, чтобы контролировать собственную голову. Мориарти, ты Дьявол. Вглядываюсь в отчужденные глаза, о, они осмотрели каждый уголок гостиной, но еще ни разу не встретились с моими дольше, чем на секунду.
- Я помню, - кусочек яблока отправляется в рот, - как все начиналось. Как твои действия и твой острый и незаурядный гений, мимо которого весьма сложно пройти и не заметить, бросились мне в глаза и встали поперек дороги. Черт, как же ты бесил меня тем, что я не могу обыграть тебя! Убить было слишком скучно, а ты – ты вызывал интерес, мой дорогой Шерлок. А я слишком дорожил эмоциями год назад, а в особенности теми, кто их вызывает.
Присев в кресло напротив него, молча продолжаю слушать. Страшно дышать. Будто все тут же пропадет, словно мираж, ибо Джим, говорящий открыто и ничего не утаивающий, совершенно без загадок и метафор, кажется мне персонажем фантастическим и нереальным. Словно в этом есть очередная хитрость, подлость, что-то, чего я не могу заметить.
- Собственно, мне хотелось пообщаться с тобой в непринужденной обстановке. Знаешь ли, это была одна из самых забавных моих идей – познакомиться с тобой в роли Джимми Брука. В сущности, он забавный парень, Ричард – излишне эмоциональный, конечно, одевается слегка вызывающе. Хотя я тоже имею некоторую склонность к ярким рубашкам, если честно. Однако он перегибал палку. Как считаешь?
Глаза яркие, пустые, черные. Я пугаюсь, пугаюсь сумасшедшего, сидящего напротив меня. Я никогда прежде не видел его, не знал, кто этот незнакомец, занявший тело Джима-программиста? Как можно изменять собственную душу, всего лишь переодевая маски?
Опасно, опасно, опасно. Заводит. Джеймс Мориарти прекрасен, о, да.
- Официальный стиль одежды меня привлекает куда больше каково бы то ни было еще, тебе ли не знать.
- Ну да. Ты сторонник классики, - вновь кривляется. – Собственно, варианта было два: ты мог банально проигнорировать мое приглашение, и тогда наша сказка пошла бы по немного другому пути. Но! Ты взял телефон, согласился напиться в компании милого программиста с незаурядным интеллектом, а затем трахал его в его доме, а он впивался ногтями в твою спину. - Кладет яблоко на стол и берет в руки чашку кофе, отпивает, чуть жмурясь от удовольствия. Я сохраняю молчание. А ведь какую бы маску он ни надел, как бы ни пытался подать себя, он все тот же Джим, которого я знал. Потерял он свою настоящую сущность или нет, но Джимми Ричард Брук – это тот образ, который наиболее близок ему. Он пытался играть передо мной в нашу первую встречу, когда представился «молодым человеком Молли», но во вторую, после милой односторонней связи и короткого видеоролика с самоудовлетворением в ванной, уже в машине, он был собой.
И когда его стоны слышали все соседи в округе – он был собой.
Молниеносное осознание всего этого каким-то образом возвращает мне уверенность в себе, в ситуации. В нас. Джеймс, Джим, настоящий Джим – я знаю его. Только лишь его и знаю. И он великолепен.
Какая же все-таки это кричаще-человеческая черта – стыдиться любви к ярким цветам в одежде.
- Если опустить детали и ненужную конкретизацию, то в нашем сумасшедшем романе на два фронта виной всему мое согласие на первую встречу? – Мой голос смеется, мой голос ликует, Боже, как же мне хорошо. – Что ж, пусть будет по-твоему.
- Все всегда идет по-моему.
- Не вижу смысла тебя разубеждать, коль ты так уверен в своей непобедимости. Джеймс, я должен сказать, что до сих пор потрясен размахом твоей деятельности, а также твоими незаурядными актерскими способностями.
Он мурлычет, словно кот, моя похвала, несомненно, было ему приятна. Ловит ли он то же истинное блаженство от момента, как я? Рад ли? Читать Джима было намного проще. И знание того, что это все-таки один и тот же человек, мне совершенно не помогает. Стараюсь увидеть лучше, больше, заметить детали, по морщинкам на лице, по равномерно движущимся рукам, по огню безумия в глазах… Озорство, интерес, гордость. Я пробил защиту. Я увидел брешь. Я знаю, что он спросит сейчас.
- Ты уже объяснил своим, почему я ничего не взял?
- Вряд ли их устроит честный ответ.
- О, и как бы ты ЧЕСТНО ответил на этот вопрос?
- «Разозленный ревнивый инфантил мстит своему любовнику за то, что его гениальный мозг временно переместился не в ту голову», пойдет? - Ответы выскакивают, как и вопросы, совершенно без пауз, словно мы соревнуемся, кто быстрее умеет говорить.
Джим заливается искренним смехом, от неожиданности роняя и нож, и яблоко и облокачивается на спинку кресла. Это сбивает с толку – такой опасный, всего минуту назад, готовый убить, уничтожить и не повести даже бровью при этом – и смеется?
- Черт, я бы хотел увидеть, как твоя цитата в кавычках пестреет на первой полосе! – Он, все еще улыбаясь, встает с кресла, поднимает уроненные вещи и направляется к кухонному столу. Я не оборачиваюсь, показывая, что совершенно не жду от него неожиданностей, что это абсолютно нормальная ситуация, когда криминальный гений мирового уровня хозяйничает на кухне за моей спиной. Зря, наверное? Он не может не воспользоваться моментом.
Воспользуйся. Сделай хоть что-нибудь, прошу, умоляю, услышь мои мысли, как слышал их в зале суда, почувствуй, я хочу тебя. Всего.
- Все-таки ты прав, это слишком личное, не люблю вмешивать в свою личную жизнь кого-то постороннего, - он открывает какие-то ящики, копается на полках, я слышу, я не понимаю, зачем. Шум прекращается.
- Да неужели?
Плотная черная ткань закрывает мне весь обзор, я дергаюсь рефлекторно, пугаюсь, но Джим шепчет в ухо «Спокойно» и я замираю. Замираю, отдаваясь на волю любых извращенных фантазий своего любовника. Я все еще виновен. Лишенный зрения, я слышу лучше, чувствую острее, пальцы до онемения сжимаются на подлокотниках. Он завязывает узлом полотенце, размеренно и, как ни в чем не бывало, продолжает разговор:
- Представь себе. В курсе подробностей всех наших с тобой игр были лишь я, ты, Себастьян и Джимми-бой-Брук, которому по неосторожности ты сообщал все детали наших шалостей. А если бы Ричардом был не я, а кто-то другой? Как неосмотрительно, Шерлок, милый. Я ведь смотрел в твои глаза, я помню, что они кричали Ричарду. Ты посмел поставить его на первое место? И после этого ты клянешься мне в верности? – В конце монолога он затягивает ткань сильнее, причиняя мне боль, но тут же ослабляет ее. Урок? Сколько раз мне нужно попросить у тебя прощения? И что еще ты вменишь мне в вину – секс с Бруком? Что за абсурд?
Но я ни за что не произнесу это вслух. И счастье, что глаза мои закрыты от него, он прочел бы мое возмущения в зрачках. А этого не стоит допускать.
- Ты – это Брук. Настоящий ты. Неужели до сих пор не догадался, не принял, не понял? – Шепчу еле слышно, зная, однако, что он поймет.
Голову с силой запрокидывает назад, со злостью, неконтролируемой, Джим крепко держит меня за волосы, сразу, впрочем, ослабив хватку. Я чувствую его язык на своей шее, на ключицах, другой рукой он медленно расстегивает пуговицы моей рубашки. Я задыхаюсь. Мне невыносимо осознавать, что то, о чем я мечтал, чего хотел сильнее чего бы то ни было последние полгода, произойдет сейчас. Я хотел Джима – и Джим со мной.
- Зачем тебе эта… чертова показуха? – Рубашка расстегнута, я чувствую легкую прохладу и прикосновения рук к своему телу, сжимаю пальцы до скрипа диванной обивки. – Почему мы не можем разобраться как взрослые люди?
Руки пропадают, язык тоже, я бессильно громко выдыхаю, бесстыдно и отчаянно прогибаясь в пояснице. Джим, судя по звукам и положению его тела, перемещается вперед и садится между моих разведенных ног, крепко и твердо проходясь ладонями по бокам, к груди. Я почти чувствую его улыбку, хищную, чем тяжелее мое дыхание, тем более сумасшедшими становятся его глаза. Болезненное возбуждение мешает рационально мыслить.
- А ты юморист, Шерлок, не замечал раньше в тебе этой пикантной детали, - он снова отстраняется, снимает с меня рубашку окончательно и медленно двигает руками вниз, к ширинке, остановившись, впрочем, в нескольких сантиметрах. Мучитель. Боги. Еще. – Ты ничего не поймешь, совершенно ничего, если я не устрою тебе столь глобальную промывку мозгов. О, ты не забудешь ее! Мы просто обязаны решить эту проблему, - Джим ногтями врезается в мой живот и я чувствую, снова чувствую его горячий язык на моей коже, чуть выше пупка, на солнечном сплетении, как же это заводит, Мориарти, чертов палач, искуситель! Язык медленно перемещается к шее, я чувствую, как он втягивает кожу, я знаю, что там останется красочный сине-алый синяк, но как же это восхитительно! – А в чем последняя проблема, mon chér?
- В нас, - последнее слово напоминает змеиное шипение, потому что Джим зубами прикусывает шею, заставляя голос срываться. Дрожь по всему моему телу. Я все еще задыхаюсь.
- Верно! – Почти шепот, с придыханием, я призываю небеса обрушить на его голову все возможные проклятия, только лишь бы он продолжал. Закусив мою мочку уха, Мориарти вырывает гортанный и так долго сдерживаемый стон. На его лице победная ухмылка, я прав? Шепот продолжается, а руки расстегивают-таки замок штанов. Меня колотит. - Ты ведь понимаешь, что я не брошусь в твои объятия просто после одного твоего «прости, я ненарочно»? О, я заставлю тебя извиняться передо мной, снова и снова! – Он обхватывает мой член ладонью, сжимает, двигает рукой, хаотично, рвано, я не чувствую своих рук, потому что пальцы намертво впились в подлокотники кресла. Я сломлен, я подавлен, я готов продать ему свою душу, отдать ее просто так, лишь бы не останавливался. Дьявол, ты пришел за тем, что принадлежит тебе по праву? – Что же ты не отвечаешь? – Джим резко останавливается, убирая руку. Я дергаюсь вперед, рефлекторно, но он встает и начинает, напевая какую-то мелодию, абсолютно спокойно снимать свою и мою одежду. Я готов выть и просить, умолять, я могу, черт побери, снять эту дурацкую повязку со своих глаз! Но нет. Таковы не озвученные им правила. Стиснув зубы, я жду продолжения. Не замечал за Бруком такой любви к доминированию. Или же эта черта присутствует только лишь у Джеймса Мориарти? – Ты заинтригован? О, да, напряжен, ты боишься, но страстно предвкушаешь ту Большую Игру, которую я приготовил для тебя! Поверь, ты оценишь ее по достоинству. – Рука снова возвращается на мой член, медленно, мучительно медленно, прошу, ты видишь, Джим, я прошу тебя! – Не забывай, что ты мне должен. А я не люблю, когда мне не возвращают долги. – Его движения становятся еще медленнее, отчего я не сдерживаюсь, издавая почти неслышный стон, запрокидывая голову назад, шумно дышу. – Осталось совсем недолго, Шерлок. До падения. Не забывай – ты мой должник.
Впервые я жалею, что мои глаза связаны, потому что я хотел бы увидеть то, что происходит сейчас между моих ног: я чувствую, как головки коснулся влажный язык, как он прошелся по всему стволу, опять мучительно медленно, Господи, как он взял мой член в рот, полностью, меня переполняют возбуждение и желание, я стону уже в голос, совершенно не сдерживаясь, давясь хрипами – несомненно, Джеймс Мориарти делает минет ничуть не хуже Джимми Брука. Долго, горячо, влажно, приятно, я так ждал этого, так хотел его, я не верю, что он здесь, рядом, сейчас.
Я не удивляюсь, когда он начинает подготавливать меня к новой для меня роли в наших отношениях – мы никогда не менялись местами, Джим предпочитал быть снизу. Интересная задумка, что ж. Он продолжает, не останавливаясь, стонет негромко, я чувствую вибрацию его горла на своем члене, что заводит меня еще, еще больше, я впиваюсь в несчастное кресло ногтями – придется разговаривать потом с миссис Хадсон за дыры в обивке. Его пальцы внутри меня ритмично двигаются, я не чувствую боли, я максимально расслаблен, я хочу его, хочу его всего.
Когда я практически на пике, Джим прекращает терзать меня, вытащив пальцы и сжав основание члена так, что я не могу кончить. Я сжимаю зубы, вновь прогибаюсь, слышу его смех, но на тон ниже, он сам не слишком-то в состоянии контролировать собственный голос и собственное лицо. Не потому ли мои глаза закрыты сейчас?
Он приподнимает мои ноги под коленями и заводит выше, заставляя меня сесть в одну из самых бесстыдных поз. Я открыт, полностью, я иррационально доверяю тебе на сто процентов, считай меня сумасшедшим, но это так. Впервые без анализа собственных мыслей, без анализа действий, моих ли, твоих, мне все равно, я просто хочу чувствовать тебя в себе. Ну же.
Медленнее, чем я ожидал, Джим входит в меня, давая привыкнуть. Постепенно, миллиметрами, я дышу глубоко и размеренно, боясь сжаться невольно и сделать еще хуже. Он позволяет мне самостоятельно выбрать удобное мне положение, чем я и пользуюсь: притягиваю руками его за шею к себе – пальцы болят нестерпимо, целую, кусаю, куда придется, потому что не вижу его лица, не вижу губ. Я не сниму повязку, ни за что, раз он решил надеть ее на меня, таковы правила, по которым мне нравится играть. Решившись, обхватываю ногам его торс и придвигаю к себе, близко, насколько это возможно. Я максимально расслаблен, потому не получил особого дискомфорта, но сполна насладился сдерживаемым, но оттого еще более проникновенным хрипом, рыком, он сам находит мои губы, целуя яростно, и я почти кричу, потому что все именно так, как я хотел, как я мечтал последние месяцы. Джим вколачивается в мое тело, я слышу его вдохи и выдохи, мы оба в состоянии дикого сумасшествия от такой откровенной и такой ожидаемой нами близости. Мы противостоим друг другу в поцелуе, я чувствую кровь на своих губах, мне крышесносно восхитительно и хорошо. Я обнимаю его за шею, плечи, оставляя, наверное, отметины на коже, но это все неважно, это все не имеет совершенно никакого значения.
До обжигающей разрядки остается ничтожно малое количество времени и тогда Джим, наконец, срывает повязку с моих глаз, позволяя кончить от одного лишь вида наших сплетенных тел. И безумного возбуждения в его глазах, Боги, я вижу там сумасшедшую привязанность к своей скромной персоне. Оргазм накрывает с головой, Боже, я в Раю? Мориарти утыкается лбом мне в плечо, дышит тяжело и глубоко, выходя из моего тела, его руки слегка дрожат, мои все еще обнимают его за шею.
Я на пике блаженства. Я хочу растянуть эти минуты на бесконечно долгие столетия. Я счастлив до одурения.
Я чувствую себя человеком. Обычным человеком. Самым счастливым обычным человеком.
Глава 11 - часть третья***
Разумеется, когда я выхожу из душа, старательно делая вид, что мое тело совершенно не потревожено его выходками, я не обнаруживаю Мориарти в квартире. Я знал, что так будет, это было логично и правильно, так поступил бы и я. Но иррациональное желание видеть его сейчас, в этой по-странному домашней обстановке, в пустом доме, где нет более никого – оно не исчезло. Понимая ненужность своей игры, громко выдыхаю и массирую затекшую после инициативы Джима шею. Чувствуя приятную тяжесть во всех конечностях, крепче затягиваю полотенце вокруг бедер и сажусь в кресло, где некоторое время назад происходило интересное действие. О, эти воспоминания теперь довольно долгое время будут самыми горячими и пошлыми. И не только из-за неожиданной смены ролей – это первая близость за столь долгое время полного отсутствия общения. Она словно подарок, она словно глоток воды для жаждущего. Я умирал от нехватки тебя, Джеймс Ричард Мориарти. Как получилось, что теперь я вынужден в немом крике просить тебя о снисхождении, молить о встречи, прикосновении, взгляде, диалоге, что теперь я – ведомый, но не ведущий? И не было ли так с самого начала, Джим, когда ты подъехал к моему дому в наше первое свидание, не спрашивая даже разрешения, а ставя лишь перед фактом? И кто знает, окажись ты совсем не Мориарти, а действительно простым программистом с темным прошлым – кого бы я выбрал в таком случае? Я не могу, уже совершенно не могу представить себя без тебя. И как же я затаенно и безгранично счастлив от того, что моя одержимость не подобна чувствам покойной мисс Адлер, чье влечение по отношению ко мне не вызывало во мне отклика. Потребность в твоем ответе ест меня ежедневно, ежесекундно. А какого было ей? Какого это вообще?
В задумчивости беру со стола недоеденное моим ушедшим гостем яблоко. На красном боку довольно неровно, однако узнаваемо, вырезан, а вернее даже выкрошен, большой вопросительный знак.
Улыбаюсь. Да, Джим, я тоже не знаю – к счастью.
***
Джон Ватсон замирает на несколько секунд, точнее прицеливаясь, а затем сильно и резко бьет кием по белому шару, который должен, учитывая физические законы средней и старшей школы, полететь аккурат в лузу. Увы, в этот раз законы физики пасуют перед выпитыми некоторое время назад кружками пива и довольно нервным состоянием доктора, отчего шар, кружась, оказывается на несколько сантиметров правее предполагаемой траектории.
- Дьявол!
- Э, нет, Дьявол развлекается в эти минуты. С Вашим же соседом по квартире, прости Господи. Разрешите присоединиться? Увы, меня тоже оставили без работы сейчас, с одним лишь пожеланием – быть как можно дальше от места их… «общения».
Джон одновременно удивляется такой бесцеремонности незнакомца и краснеет от осмысления сказанных им слов. Странные отношения криминального консультанта, опасного преступника, принадлежащего к армии демонов, даже более того – возглавляющего ее, и детектива-гения, бесспорно, того, кто защищает добро и справедливость – это всегда было, есть и будет за гранью того, что Ватсон способен принять. Да, когда он не знал, что Джим и Мориарти – один и тот же человек, он смог по-своему сойтись с избранником своего друга, не принимая их отношения, их выбор, их чувства, но понимая и зарекаясь не мешать и не препятствовать. Джона нельзя было назвать ярым защитником представителей сексуальных меньшинств, однако и противником он никогда не являлся, не испытывая совершенно никакого негатива к любителям своего пола. И неожиданно свалившейся на голову информацией, что Шерлок состоит в отношениях отнюдь не с покорившей его сердце прекрасной девушкой, Джон был удивлен не больше, чем наличием отрезанной головы в холодильнике или пакетику замороженных пальцев в морозильной камере. Это же Шерлок.
Прислонив кий к стене, доктор Ватсон делает приглашающий жест в сторону барной стойки и первым направляется к высокому стулу. Вот теперь выдалась уникальная возможность лично, тет-а-тет пообщаться со знаменитым полковником Себастьяном Мораном, чье имя фигурирует во всей этой Санта-Барбаре почти столь же часто, сколько имя Джеймса Мориарти.
Полковник идет следом. Седые волосы по обыкновению собраны в хвост за спиной, одежда показательно сера и непримечательна, случайно скользящий по его фигуре взгляд не задерживается на деталях – они попросту отсутствуют. Моран мастер маскировки, он способен затеряться на открытой местности, даже не пытаясь прятаться.
- Временное перемирие? – Он прямо-таки излучает добродушие и любезность, впрочем, совершенно искренние и не напускные. Ему действительно скучно, хочется поговорить и в компании дождаться, когда его босс закончит... «общение» - слово, сказанное именно с этой особой интонацией.
- Лично мы с вами вроде бы не ссорились.
- Посчитаю это за согласие. Еще два, пожалуйста! – Кивает он бармену.
Джон уже в приятном расположении духа, так что не возражает.
Молодой парень-бармен довольно быстро ставит перед мужчинами две наполненных кружки с пивом.
- Что ж, доктор, давайте выпьем с вами за наконец-то состоявшееся личное знакомство, - легкий звон соприкоснувшихся бокалов утопает в гуле музыки и разговоров. Ватсон сохраняет абсолютно не напускное спокойствие, с веселым задором разглядывая своего нежданного собеседника. От него не веет опасностью, как казалось, судя по отрывочным и редким рассказам Шерлока. И он не так глуп и примитивен, если исходить опять же из слов детектива, считающего идиотами всех и каждого за редким исключением. Он спокоен, не напряжен ни капли, чувствует себя абсолютно на своем месте.
- Я представлял вас иначе, полковник, - произносит Ватсон с улыбкой.
- О, и как же?
- Таким солдафоном с каменной мордой-кирпичом, псом, слепо следующим за своим хозяином.
- Надеюсь, ваше мнение изменилось? Не слишком приятно слышать подобное от коллеги и брата по несчастью, - ухмыляется Моран, привычным и отработанным движением собирая спутанные волосы в новый хвост, а затем переворачивая скрученную цепочку на шее. К большому удивлению доктора, он замечает мелькнувший в ладони маленький серебряный крестик.
- Вы верующий? Неожиданно.
- Когда твой босс – сам Сатана, невольно начинаешь верить в потусторонние силы.
Джон смеется.
- Вы говорили про нашу общую беду. Что это значит?
- Не имеете возражений? – Себастьян неспешно раскуривает сигарету, вежливо выдыхая никотиновый дым в другую сторону. – А вы так и не начали, как я вижу, несмотря на мой совет. Уважаю. Итак, отчего я назвал нас собратьями? А вы не согласны со мной? Ведь мы с вами оба – приближенные самых великих умов этого века! О них будут писать книги, если в наше время не перевелись еще толковые писатели, умеющие наблюдать и слушать. Таких больше нет и не будет, понимаете? Они уникальны, в единственном экземпляре, и просто перст судьбы и злая ее воля в том, что их отношения вышли далеко за грань банального соперничества добра и зла, чьими олицетворениями они являются. Вы не согласны? – Тон был восторженным и уважительным, в нем сквозило то неуловимое чувство осознания причастности к важным событиям и удовольствие от возможности видеть, как творится история прямо у тебя на глазах.
- Не разделяю вашего ликования. Я был бы более счастливым, если бы люди не погибали пачками по прихоти Мориарти, - произносит Джон хмуро. Себастьян не кажется пристыженным или смущенным.
- Братец вашего сожителя убил ничуть не меньше, а то и больше людей – не своими руками, конечно, но по своему решению. Не знаю, все ли они были достойны такой участи, однако большая часть убитых лично мной – это отъявленные негодяи и подонки, и я счастлив, что моя пуля была первой.
- Да? Все негодяи? – Доктор всем корпусом повернулся к полковнику, чуть не смахнув бокал со стойки, не заметив этого впрочем из-за стремительно нарастающего возмущения. Меланхолия и отчужденность стремительно таяли и исчезали. – В чем, в таком случае, непонятный мне смысл акции в Нью-Йорке 11 сентября?
Готовящийся отбиваться и защищаться Себастьян сник и отвернулся… в стыде?
- По больному бьете. Доктор, чтоб вас. – Залпом допив оставшееся пиво, жестом просит бармена повторить. – Собственно, я могу просто встать и уйти сейчас без объяснений, однако чувствую к вам непонятную симпатию и уважение. Я тоже бывал на войне, знаете ли, хоть и не в Ираке или Афганистане. Поверьте, Мориарти организовывает порой такие столкновения, которые ничуть не уступают тем боевым действиям. Не наша это инициатива с башнями-близнецами. Произошел… конфликт интересов, все перессорились друг с другом, и даже харизма и влияние Джима не смогли предотвратить последствия. Он виновен, мы виновны, я не отрицаю и не оправдываюсь ни в коем разе, но, видит Бог, на наших руках слишком много крови, чтобы биться в истерике от этой оплошности. Мы за все ответим в свое время. Мы все.
Ватсон долго не отвечал и не комментировал слова полковника. Давящее молчание между ними, разбавленное шумом вокруг, разорвала короткая трель мобильного телефона.
- Что ж, мне пора, Джон. Было приятно пообщаться с вами, надеюсь, мы сможем как-нибудь в неформальной обстановке сыграть с вами в бильярд и поговорить на более отвлеченные темы. – Убрав телефон, Моран встает со стула, неловко поправляя смятую куртку. Бросает на барную стойку смятую купюру. – Вы тоже можете отправляться домой, я думаю. Раз Джим ушел. Всего вам наилучшего. Надеюсь, игрища Мориарти, в которых я не вижу совершенно никакого смысла, не испортят все еще больше.
- Себастьян, скажите, он не убьет ненароком Шерлока? Не произойдет ли «конфликта интересов», как вы выражаетесь?
Полковник несколько секунд разглядывал Ватсона с легкой улыбкой, затем произнес:
- Мориарти скорее убьет себя, чем Холмса. А со своей жизнью он совершенно не планирует расставаться. До свидания, Джон.
- До свидания, - Ватсон несколько растерянно смотрит в спину, прикрытую до лопаток хвостом седых волос, затем снова поворачивается к бармену: - Не надо пива, спасибо.
Автор: z@raza
Бета: Ritsu Kotolenush, Я и MW
Категория: слэш
Жанр: romance, AU
Пейринг: Шерлок/Джим
Рейтинг: R
Размер: макси
Статус: в процессе
Дисклеймер: моя лишь идея
Размещение: пишите в личку, обговорим=)
Саммари: Во что выльется желание Джима сделать Мориарти анонимным персонажем, а милого Джимми из IT-отдела - любовником Шерлока Холмса?
Предупреждения: OOC
Глава 11 - часть первая
Глава 11
Легкое раздражение прочно поселилось в моей груди с того момента, как я вышел из мужского туалета, но вовсе не из-за жалости или мук совести от оскорблений глупого фаната с замашками папарацци. О, об этом неудачном представителе рода человеческого я забыл тут же – ну, или через некоторое время, ибо очень уж неожиданным и наглым был его напор, грубым, я оценил. Больше чего бы то ни было меня тревожила сейчас невозможность выкурить пару сигарет перед тем, как меня вызовут в зал суда в качестве главного свидетеля по делу. Главного, но не единственного – в настоящий момент несчастный Грегори Лейстред в поте лица отдувается за все кровавые выходки моего бывшего любовника, за каждую пролитую им играючи алую каплю на месте преступления, за каждый окроплённый труп и измазанную стену. Каждое дело обмусоливают и облизывают со всех сторон, требуют от инспектора неких скрытых знаний и деталей, которыми тот, естественно, не обладает. Судья злится, присяжные негодуют, Лейстред краснеет и бледнеет одновременно, ассиметрично, пятнами. И наверняка проклинает тот день, когда согласился на настойчивую просьбу моего брата курировать дела, в которых замешан Мориарти. Интересно, с чего вдруг Майкрофт вцепился в него такой мертвой хваткой? Разглядел не дюжий потенциал? Или понимает, что ни с кем более я просто не буду работать?
В последнюю очередь меня волнует тот факт, что меня может вдруг не оказаться рядом, когда инспектора отпустят с миром отдышаться. Братец все уладит, в любое время и в любой ситуации. Черт, но если я попытаюсь выйти на улицу, толпы журналистов завалят меня вопросами и своим излишним вниманием. Проще потерпеть и не дергаться.
Дверь в зал суда открывается неожиданно.
- Мистер Холмс, прошу вас пройти для дачи показаний, - официально одетая женщина с пучком волос и пигментными пятнами на лице усталым взглядом провожает мою раздраженную отсутствием никотина в организме фигуру.
Умышленно прохожу, не отрывая взгляда от судьи, медленно, неспешно, размеренно. Боковое зрение вопит от восторга, наблюдая за замершей фигурой в светлом кремовом костюме, милый, я вижу тебя, я хочу смотреть на тебя ближе, я хочу тебя прямо здесь и сейчас. Будет ли судья в некотором замешательстве, если я пойду не за стойку свидетеля, а прямо к тебе, на ходу расстегивая пуговицы на рубашке? Сверху вниз, медленно. Ты слышишь мои мысленные стоны и молебны, я знаю это, не вижу, но чувствую, твой взгляд материален, он куда ощутимее любого прикосновения. Твое желание и нетерпение не дают мне спокойно идти, я спотыкаюсь о них, спотыкаюсь о твой голод, он опутывает мои ноги до щиколоток, до колен, до грудной клетки, словно тропические лианы, словно красивые цветы, завлекающие в свой бутон глупых насекомых, чтобы затем захлопнуться и сожрать их. Твои чувства, твое извращенное влечение к моей скромной персоне напоминает мне эти цветы – экзотическое, хищное, желание обладать, владеть, поглотить и смять, уничтожить, но сделать своим. Как же тебя цепляет, что я не даюсь, что мое тело принадлежит тебе, но мое сердце – кусок камня, металла, бетона – оно сопротивляется, да так успешно, что ты не в силах завладеть им. Я делал и делаю по сей день все, лишь бы ты не узнал и не понял, что самое нечеловеческое существо на этой планете сделало меня равным людям. Насильно впихнуло в ряды тех, кто страдает и любит.
Они задают мне стандартные в таких ситуациях вопросы, удостоверяющие мою личность, адрес проживания и род занятий. Отвечаю, не задумываясь, не включаясь толком в их слова, практически на автомате. Все мое внимание приковано к фигуре напротив. Десять метров, может быть, плюс-минус пара, плевать, какая разница, черт.
Он другой. Этого человека я вижу первый раз в жизни. Сухой, собранный, состоящий из тайны, опасности и безумия. Я не вижу глаз – они почти черные. Словно бездна, черная дыра, добравшаяся-таки до нашей Солнечной системы и поглотившая ее, намертво въевшись, поселившись на дне зрачков Джеймса Мориарти. Он – хищник на охоте, а охота – каждая секунда его жизни. До сих событий увидеть его и узнать – означало умереть в ближайшие секунды. Этот Дьявол приходил за некоторыми своими жертвами самостоятельно. Собран, сосредоточен, зол, но зол так иронично, эти характеристики, совершенно несочетаемые друг с другом, уживаются в нем просто бесподобно, что сложно оторвать взгляд. Особенно мне – человеку, отчаянно скучающему по этому чертовому королю преступного мира.
Мне мало, мало смотреть в его надменные высокомерные черные глаза, будто бы он не узнает меня, лишь участившееся дыхание и сдерживаемая улыбка торжества выдают его возбуждение. Мне мало его, мне нужен тот Джим, мой Джим, который ведет себя возмутительно бескультурно и нагло, швыряющий стаканы об стены, когда чем-то недоволен, курящий в квартире и ленящийся открыть окно, откровенный, пошлый, неподражаемый, идеальный, для меня идеальный. Не знаю никого лучше. Гори в Аду, проклятая сука, надавившая на мою животную похоть и сумевшая разрушить наши иррациональные и странные отношения даже после своей смерти. Или нет. Не так. Пусть ангелы носят тебя на руках, одетую в белоснежные одежды, святую, чистую, позволившую мне узнать цену моей похоти. И желание может исходить от сердца. Желание обладать. Мы сожрем друг друга, мой милый, мой актер, надевший свою постоянную личину беспринципного криминального гения, ты тот, с кем я занимался сумасшедшим безудержным сексом умов, когда мобильный трещал и вибрировал от напряжения, исходившего от меня. Я мечтаю узнать, который из них ты, есть ли вообще ты? С тобой никогда не бывает скучно, не будет скучно, каждая твоя маска – полноценная личность, с набором привычек, черт и изюминок, сложная и бесконечно интересная. И их – сотни, тысячи, диаметрально противоположных и разных. Я знаю лишь одну, но я нуждаюсь в ней, словно в наркотике, я готов отказаться навсегда от никотина, лишь бы как минимум каждые полчаса видеть тебя и разговаривать с тобой, пикироваться, спорить, но чувствовать твое присутствие. Я уже отчаянно хочу узнать тебя в этой роли, роли гениального маньяка-психопата, человека с полным отсутствием моральных принципов и тормозов. Ты - новый, но я знаю, что ты хочешь меня. Каждая твоя личина зависима от моей персоны, это приятно греет мое самолюбие, я уверен, что мы сможем с тобой выяснить все и вернуться к тем отношениям, которые были до злополучной близости с Ирэн Адлер. Но сколько должно пройти времени, сколько должно событий случиться – остается только гадать, потому что именно я виновен в нашем разладе и по молчаливому согласию готов предоставить тебе полную свободу действий, чтобы ты вволю наигрался, мой дорогой гений, а затем принял бы мои извинения. Мне страшно представить, что ты придумал в качестве «закрепления урока». Но извиняться я буду старательно, о, ты не сможешь не простить меня.
Спокойствие и печать нирваны лежат на его лице, это даже на секунду сбивает меня с автоматических ответов, отчего приходится невольно включиться в дискуссию. Джим Мориарти надувает шар из жевательной резинки и громко лопает его, облизывая губы.
- Мистер Холмс, прошу вас ответить на мой вопрос, - женщина в белом комичном парике смешно морщит нос, неотрывно смотря на мое лицо. О, она, бесспорно, заметила нашу минутную дуэль взглядами, но уж точно оставила без внимания разряд электрического тока, прошедший стремительно мимо, тысяча вольт, две тысячи? – Не могли бы вы подробнее описать нам значение фразы «консультирующий преступник»?
- Конечно, мне это совершенно несложно. – Моргаю, приводя мысли в порядок, справляясь с отчаянным желанием видеть и чувствовать. Не сейчас. Все будет. Позже. – Джеймса Мориарти нанимают люди, в чьих интересах скрыться с глаз правительства, организовать чью либо смерть или гениальное самоубийство, заминировать здание – список незаконных дел, которые в состоянии организовать стоящий перед вами человек, можно продолжать до бесконечности.
Секундное замешательство было прервано нервными движениями судьи и поспешными вопросами прокурора:
- Как бы вы могли охарактеризовать…
- Наводящий вопрос. Защита опротестует, а судья поддержит. Боже! – Неожиданно замечаю на самых дальних рядах полковника Себастьяна Морана, заметно нервничающего от создавшейся ситуации. Он неотрывно глядит на меня и насмешливо кивает головой, пряча беспокойство, когда его взгляд сталкивается с моим. Я улыбаюсь в ответ.
- Я попросил бы вас, мистер Холмс, вести себя более сдержанно.
- Спросите, как бы я мог описать его, какое у меня о нем мнение, - произношу устало.
- Мистер Холмс! – Судья начинает заметно нервничать, что немного веселит меня. Замечаю, что Джон энергично вертит головой, с непониманием косясь на седоволосого мужчину, который с нескрываемым любопытством наблюдает за его действиями. В секундную паузу во время перепалки судьи и защиты успеваю еле заметно отрицательно махнуть головой: нет, не надо звонить Майкрофту. А Ватсон-то где успел столкнуться с полковником?
Знакомый мне репортер с мокрым от холодной воды лицом садится немного левее и выше Джона, в упор смотря в затылок криминальному гению.
- Хорошо. Что бы вы могли сказать об этом человеке? Долго ли вы знаете его? В каких отношениях вы состояли с мистером Мориарти?
- Если вы спрашиваете меня о Джеймсе Мориарти, то до сегодняшнего дня я ни разу не видел его, общаясь только посредством смс-сообщений. Охарактеризовать? Холодный и расчетливый, гений, не просто человек – паук, сидящий в центре преступной паутины, в его руках тысячи тонких нитей, и он абсолютно точно знает, как действует каждая из них.
Прокурор явно была дезориентирована.
- Мистер Холмс, я прошу вас отзываться об обвиняемом как об одном человеке, он абсолютно здоров и вменяем, была проведена независимая медицинская экспертиза…
Мой едва сдерживаемый смех прерывает изречения этой глупой женщины. Медицинская экспертиза? Независимая? Вы серьезно?
- Я прошу вас вести себя подобающим образом, иначе мне придется удалить вас из зала!
Судья злится, прокурор же хранит молчание.
- Что ж, я продолжу, если вы позволите. Я был длительное время в тесных близких отношениях с одной из ипостасей этого гениального преступника, Джеймсом Ричардом Бруком. Мориарти был в его роли в течение нескольких месяцев. Неугомонный, саркастичный, инфантильный, умный. Интересный человек, безусловно, какая глубина мысли, какой простор для изучения и понимания! – Джим улыбается мне, отводя взгляд и скромно поворачивая голову в сторону, удивленно и польщенно двинув бровями. Несколько наигранно, я бы сказал. Но он играет на публику, не для меня, я был удостоен в свое время полугодового представление и уже получил свое. Опасность, опасность, опасность, как можно находиться с ним в одном помещении и не чувствовать этого панического страха?
- Знали ли вы о готовящихся преступлениях?
- Я не имел счастья ни общаться, ни видеть Джеймса Мориарти в последние полгода. Мы были в некоторой ссоре, затянувшейся на длительное время, - я наблюдаю за тобой, за выверенными отточенными движениями, тщательная щепотка нужных эмоций отмерена в каждом твоем вдохе и выдохе, в каждом взгляде, в каждой мысли. Наблюдаю и восхищаюсь, преклоняясь перед твоим гением, умом, талантом контролировать себя на все сто процентов. Лишь меня можно назвать твоим изъяном, ты привязался ко мне, не пускаешь близко, но и не отпускаешь от себя. Я всегда там, где ты хочешь, независимо от моих желаний. Последние месяцы меня и мою личную жизнь контролировал Джеймс Мориарти, но никак не Джимми-программист-Брук – смею ли я надеяться, что не только инфантильная личина харизматичного истерика зависима от меня и моего общества, но еще и твоя постоянная, та оболочка, с который ты сжился, словно с родной – оболочка криминального гения преступного мира? Я не могу утверждать наверняка, черт, ты единственный, в чьих мотивах и поступках я уверен лишь на пятьдесят процентов, словно хожу по канату над бездной с завязанными глазами, будто есть лишь одна правда, а чуть оступишься и шагнешь в сторону – ошибка, смерть. Я все еще лечу, я все еще падаю, потому что непростительно и возмутительно нагло шагнул за грань дозволенного, но ты простишь меня. Все, что происходит вокруг – безукоризненная отрепетированная постановка моего продолжительно и насильного извинения. Через круги Ада я должен буду пройти, чтобы добиться от тебя снисхождения, я уверен в этом – наверное, единственное, что не вызывает у меня сомнений. И я готов к этому, ко всему. Без тебя сложно, без тебя скучно, я на самом дне преисподней без твоего присутствия.
- В чем была причина вашей ссоры? – Подает голос представитель Джима.
- Протестую, Ваша честь! Это к делу не относится.
- Принимаю протест. – О, я всегда знал, что большая часть молодых зеленых юнцов идет в юриспруденцию ради этого светлого момента истины – чтобы громко стукнуть по столу молотком. Хоть раз.
- Больше к свидетелю нет вопросов, Ваша честь.
Меня отпускают с миром до следующего заседания.
Я спешно и нервно ищу в карманах пачку сигарет.
Глава 11 - часть вторая***
Я отсчитываю секунды до того, как искренне недоумевающий Джон разорвет тишину телефонным звонком и в праведном негодовании начнет возмущаться оправданием Джеймса Мориарти. Я в нетерпении, я взволнован, я знаю, что после того, как моего криминального гений отпустят, он направится ко мне. Я хочу услышать из уст моего личного доктора о том, что Джим на свободе, ибо это будет означать, что он направляется ко мне. Дав себе обещание не двигаться с дивана до получения столь ожидаемой мной информации, я, словно на иголках, недвижимый и с закрытыми глазами лежу на софе в ожидании трели мобильного телефона.
Однако первым меня оповещает вовсе не доктор Ватсон.
«Оправдан. Будь осторожен. МХ»
«Он может сделать что угодно, но только не убить меня. Так что не волнуйся. ШХ»
«Джон, я оповещен. Не смей появляться в доме в ближайшие три часа. ШХ»
Чтобы лишний раз не отвлекаться на взволнованные звонки Джона, я вытаскиваю из телефона батарею и забрасываю ее под кровать. Во избежание.
С этого мига мной словно по команде завладевают предвкушение и резкий прилив сил. Я адски хочу увидеть тебя, мой личный Враг, мой порок, мое отражение. Я хочу сыграть с тобой по твоим правилам, на твоем поле, любыми фигурами, только играй, играй со мной, не останавливайся, мой милый гений.
Это словно незапланированное свидание после долгой разлуки, прекрасное тем, что мы не назначали друг другу ни время, ни место встречи, но точно знаем, где и как оно будет проходить. Я ставлю вариться кофе и достаю чайный сервиз из верхнего ящика. Неспешно, хотя внутри все словно горит огнем от предвкушения, от того, что вот сейчас, уже совсем скоро я увижу того тебя, о котором мечтал год назад, убийцу, Врага, я хочу знать каждую твою личину! Ныне покойная Ирэн Адлер, не без чьего участия заварилась вся эта каша, говорила когда-то: «Как ни старайся изменить свой облик, это всегда будет автопортрет». Узнав каждую твою маску, изучив досконально, выискивая частички твоей настоящей личности, я смогу увидеть Тебя, без прикрас и лишних деталей.
Ловлю себя на мысли, что почти не помню лица мисс Адлер. Конечно, при желании я могу восстановить ее черты в деталях, которым позавидовал бы любой компьютер, но зачем? Чем быстрее она исчезнет окончательно, тем будет лучше.
Кофе, сливки, какао-молоко и сахар, много сахара, я никогда не понимал, как ты пьешь такую приторную гадость. Поднос аккуратно перенесен на журнальный столик.
Я отсчитываю минуты до того, как ты зайдешь в квартиру и неспешно поднимешься на второй этаж, улыбаясь так, что кровь будет стынуть в жилах. Опасность, опасность, опасность, ну же!
От нетерпения копаюсь в ящиках и с удивлением обнаруживаю песочное печенье. Даже съедобное. Нахожу миниатюрную вазочку, подходящую по интерьеру к сервизу. Мое внимание к деталям ответит Джиму Мориарти на все интересующие его вопросы. Пусть так, увидь, что я раскаиваюсь, что мне не все равно, черт, ты ведь уже видел это в зале суда. Плевать. На все.
Слегка подрагивающие пальцы начинают меня крайне беспокоить. Что за излишняя эмоциональность? Дабы отвлечься, беру в руки скрипку, нервно пробегаясь смычком по струнам, стараясь быть нежным и трепетным – нельзя обижать мою верную подругу, единственную женщину, к которой я испытываю искреннее восхищение и бесконечное уважение. Она успокаивающе гладит мой череп изнутри своими звуками, льет литры лавандового масла на мою растрепанную нервную душу, практически насильно и совершенно без сопротивления с моей стороны, убаюкивая мой страх и нервозность. Ее голос прекрасен, он льется блаженной мелодией по комнате, трепетно касаясь слухового нерва. Я слышу едва уловимый скрип лестничных досок, в совокупности с будоражащей своим спокойствием мелодией это вызывает бурную и вполне естественную реакцию организма.
Мне кажется, я чувствую запах его парфюма. Парфюма Джеймса Мориарти, но не Джима Брука.
Я знаю, что он вошел, что стоит прямо за моей спиной сейчас, настолько откровенно близко – всего лишь в нескольких метрах, несравненная близость, я потрясен! – настолько прекрасно. Чувствую взгляд кожей, нутром, он холодным лезвием кинжала проходит по моему телу, оставляя глубокие царапины-шрамы. Набухшие и чуть побелевшие края этих ножевых ранений едва-едва расходятся, выпуская наружу темную кровь. И болит, Боже, щиплет и саднит, словно вокруг соленый морской воздух, будто мы посреди соленого моря, только лишь вдвоем. Как приятна эта боль, как я скучал по ней! Ты обещал изрезать меня тончайшими лезвиями, я помню, пусть эта смс и пришла мне больше года назад. Ты сдержал свое обещание.
Я терплю и не оборачиваюсь, пока мелодия не завершится под моими руками, затем аккуратно опускаю скрипку со смычком на кресло.
- Не любишь незаконченные произведения? – Джим Мориарти, словно первый раз находится в этой квартире, с интересом разглядывает интерьер и окружающую обстановку, прежде чем взять из вазочки красное яблоко.
- Предпочитаю доводить все до конца. Тебе ли не знать, Джеймс? – Я никогда прежде не называл его в личной беседе полным именем. Сейчас в этом была какая-то горькая ирония и разъедающий сарказм, который был понятен только лишь ему и мне – под «Джеймсом» всегда подразумевался «Мориарти». Он понял меня, вопросительно подняв брови и улыбнувшись. Как Джим Брук. Почти как Джим Брук.
- О, Шерлок, я знаю о твоих предпочтениях гораздо больше тебя самого, - посмотрев на фрукт в своих руках, словно первый раз увидев его, он произносит: - Я присяду?
- Конечно. Я ждал тебя. Твой кофе готов, хотя и мог немного остыть – я думал, ты придешь раньше.
- Себастьян попал в пробку, мы задержались, ты не в обиде?
- Вовсе нет.
Джим садится в кресло, достает из кармана дешевый складной ножик и начинает методично отрезать от яблока куски. Я в легком недоумении и вместе с тем поистине захвачен ситуацией, когда совершенно не имею представления, что произойдет дальше. Непонятный, странный человек! Какое огромное удовольствие я получаю, просто находясь рядом. Удовольствие опасное, смертельное, но такое острое.
- Ты не сильно расстроился, что я выстрелил ей в голову прямо в твоем доме? – В словах смех, глаза горят озорством и ухмылкой, но насколько же невысказанных вопросов ты ответил мне тем, что спросил в первую очередь про нее! Я ликую.
- Зависит ли Большая Игра, которую ты мне приготовил в качестве расплаты за мои грехи, от моего ответа?
- Нисколько, это лишь голое любопытство. Хуже чем сейчас ты вряд ли можешь сделать. Прекрасный кофе, кстати!
- Я тронут, что ты оценил мои таланты, - опираюсь телом на камин и скрещиваю руки на груди, закрываясь, сдерживая свое ликование. Бесконечные слащавые мысли вызывают во мне стыд, я готов провалиться сквозь землю, когда вижу в зрачках моего любовника усмешку и понимание. Он знает, что я готов щенком виться у его ног, о, да, он добивался именно этого, расчетливый ублюдок. Как же я скучал. – Сложно было добраться до жюри?
- Помилуй, Шерлок! Я за секунды вскрыл Тауэр, что мне какие-то двенадцать гостиничных номеров? Это не подземный бункер с охранной системой высшего класса, на который понадобилось бы чуть больше времени. Дешевая забегаловка. – Гладкие ухоженные руки твердо и уверенно издеваются над яблоком, лезвие скользит по его красной поверхности, вырезая лишь Джиму ведомые узоры. О, несомненно, он что-то затеял, человек, сидящий передо мной, ничего не делает просто так.
Я еще помню, как эти руки царапали мою спину. Как нарочито высокий тон голоса срывался до ультразвука на пике оргазма, как выгибалась гибкая спина. Как твои укусы на шее и плечах саднили и кровоточили, как эти ощущения доставляли мне удовольствие мазохиста, и я нарочно задевал ссадины и синяки дверьми машин, углами, косяками, лишь бы прочувствовать. И вспомнить.
- Зачем было все это? Только ли я маялся от скуки, Джеймс? – Я не уточняю, что имею в виду, я уверен, что он понимает меня. Он знает что отвечать еще до того, как я задам вопрос. Слишком хорошо он выучил меня, слишком сильно я возбужден его присутствием, его общением, чтобы контролировать собственную голову. Мориарти, ты Дьявол. Вглядываюсь в отчужденные глаза, о, они осмотрели каждый уголок гостиной, но еще ни разу не встретились с моими дольше, чем на секунду.
- Я помню, - кусочек яблока отправляется в рот, - как все начиналось. Как твои действия и твой острый и незаурядный гений, мимо которого весьма сложно пройти и не заметить, бросились мне в глаза и встали поперек дороги. Черт, как же ты бесил меня тем, что я не могу обыграть тебя! Убить было слишком скучно, а ты – ты вызывал интерес, мой дорогой Шерлок. А я слишком дорожил эмоциями год назад, а в особенности теми, кто их вызывает.
Присев в кресло напротив него, молча продолжаю слушать. Страшно дышать. Будто все тут же пропадет, словно мираж, ибо Джим, говорящий открыто и ничего не утаивающий, совершенно без загадок и метафор, кажется мне персонажем фантастическим и нереальным. Словно в этом есть очередная хитрость, подлость, что-то, чего я не могу заметить.
- Собственно, мне хотелось пообщаться с тобой в непринужденной обстановке. Знаешь ли, это была одна из самых забавных моих идей – познакомиться с тобой в роли Джимми Брука. В сущности, он забавный парень, Ричард – излишне эмоциональный, конечно, одевается слегка вызывающе. Хотя я тоже имею некоторую склонность к ярким рубашкам, если честно. Однако он перегибал палку. Как считаешь?
Глаза яркие, пустые, черные. Я пугаюсь, пугаюсь сумасшедшего, сидящего напротив меня. Я никогда прежде не видел его, не знал, кто этот незнакомец, занявший тело Джима-программиста? Как можно изменять собственную душу, всего лишь переодевая маски?
Опасно, опасно, опасно. Заводит. Джеймс Мориарти прекрасен, о, да.
- Официальный стиль одежды меня привлекает куда больше каково бы то ни было еще, тебе ли не знать.
- Ну да. Ты сторонник классики, - вновь кривляется. – Собственно, варианта было два: ты мог банально проигнорировать мое приглашение, и тогда наша сказка пошла бы по немного другому пути. Но! Ты взял телефон, согласился напиться в компании милого программиста с незаурядным интеллектом, а затем трахал его в его доме, а он впивался ногтями в твою спину. - Кладет яблоко на стол и берет в руки чашку кофе, отпивает, чуть жмурясь от удовольствия. Я сохраняю молчание. А ведь какую бы маску он ни надел, как бы ни пытался подать себя, он все тот же Джим, которого я знал. Потерял он свою настоящую сущность или нет, но Джимми Ричард Брук – это тот образ, который наиболее близок ему. Он пытался играть передо мной в нашу первую встречу, когда представился «молодым человеком Молли», но во вторую, после милой односторонней связи и короткого видеоролика с самоудовлетворением в ванной, уже в машине, он был собой.
И когда его стоны слышали все соседи в округе – он был собой.
Молниеносное осознание всего этого каким-то образом возвращает мне уверенность в себе, в ситуации. В нас. Джеймс, Джим, настоящий Джим – я знаю его. Только лишь его и знаю. И он великолепен.
Какая же все-таки это кричаще-человеческая черта – стыдиться любви к ярким цветам в одежде.
- Если опустить детали и ненужную конкретизацию, то в нашем сумасшедшем романе на два фронта виной всему мое согласие на первую встречу? – Мой голос смеется, мой голос ликует, Боже, как же мне хорошо. – Что ж, пусть будет по-твоему.
- Все всегда идет по-моему.
- Не вижу смысла тебя разубеждать, коль ты так уверен в своей непобедимости. Джеймс, я должен сказать, что до сих пор потрясен размахом твоей деятельности, а также твоими незаурядными актерскими способностями.
Он мурлычет, словно кот, моя похвала, несомненно, было ему приятна. Ловит ли он то же истинное блаженство от момента, как я? Рад ли? Читать Джима было намного проще. И знание того, что это все-таки один и тот же человек, мне совершенно не помогает. Стараюсь увидеть лучше, больше, заметить детали, по морщинкам на лице, по равномерно движущимся рукам, по огню безумия в глазах… Озорство, интерес, гордость. Я пробил защиту. Я увидел брешь. Я знаю, что он спросит сейчас.
- Ты уже объяснил своим, почему я ничего не взял?
- Вряд ли их устроит честный ответ.
- О, и как бы ты ЧЕСТНО ответил на этот вопрос?
- «Разозленный ревнивый инфантил мстит своему любовнику за то, что его гениальный мозг временно переместился не в ту голову», пойдет? - Ответы выскакивают, как и вопросы, совершенно без пауз, словно мы соревнуемся, кто быстрее умеет говорить.
Джим заливается искренним смехом, от неожиданности роняя и нож, и яблоко и облокачивается на спинку кресла. Это сбивает с толку – такой опасный, всего минуту назад, готовый убить, уничтожить и не повести даже бровью при этом – и смеется?
- Черт, я бы хотел увидеть, как твоя цитата в кавычках пестреет на первой полосе! – Он, все еще улыбаясь, встает с кресла, поднимает уроненные вещи и направляется к кухонному столу. Я не оборачиваюсь, показывая, что совершенно не жду от него неожиданностей, что это абсолютно нормальная ситуация, когда криминальный гений мирового уровня хозяйничает на кухне за моей спиной. Зря, наверное? Он не может не воспользоваться моментом.
Воспользуйся. Сделай хоть что-нибудь, прошу, умоляю, услышь мои мысли, как слышал их в зале суда, почувствуй, я хочу тебя. Всего.
- Все-таки ты прав, это слишком личное, не люблю вмешивать в свою личную жизнь кого-то постороннего, - он открывает какие-то ящики, копается на полках, я слышу, я не понимаю, зачем. Шум прекращается.
- Да неужели?
Плотная черная ткань закрывает мне весь обзор, я дергаюсь рефлекторно, пугаюсь, но Джим шепчет в ухо «Спокойно» и я замираю. Замираю, отдаваясь на волю любых извращенных фантазий своего любовника. Я все еще виновен. Лишенный зрения, я слышу лучше, чувствую острее, пальцы до онемения сжимаются на подлокотниках. Он завязывает узлом полотенце, размеренно и, как ни в чем не бывало, продолжает разговор:
- Представь себе. В курсе подробностей всех наших с тобой игр были лишь я, ты, Себастьян и Джимми-бой-Брук, которому по неосторожности ты сообщал все детали наших шалостей. А если бы Ричардом был не я, а кто-то другой? Как неосмотрительно, Шерлок, милый. Я ведь смотрел в твои глаза, я помню, что они кричали Ричарду. Ты посмел поставить его на первое место? И после этого ты клянешься мне в верности? – В конце монолога он затягивает ткань сильнее, причиняя мне боль, но тут же ослабляет ее. Урок? Сколько раз мне нужно попросить у тебя прощения? И что еще ты вменишь мне в вину – секс с Бруком? Что за абсурд?
Но я ни за что не произнесу это вслух. И счастье, что глаза мои закрыты от него, он прочел бы мое возмущения в зрачках. А этого не стоит допускать.
- Ты – это Брук. Настоящий ты. Неужели до сих пор не догадался, не принял, не понял? – Шепчу еле слышно, зная, однако, что он поймет.
Голову с силой запрокидывает назад, со злостью, неконтролируемой, Джим крепко держит меня за волосы, сразу, впрочем, ослабив хватку. Я чувствую его язык на своей шее, на ключицах, другой рукой он медленно расстегивает пуговицы моей рубашки. Я задыхаюсь. Мне невыносимо осознавать, что то, о чем я мечтал, чего хотел сильнее чего бы то ни было последние полгода, произойдет сейчас. Я хотел Джима – и Джим со мной.
- Зачем тебе эта… чертова показуха? – Рубашка расстегнута, я чувствую легкую прохладу и прикосновения рук к своему телу, сжимаю пальцы до скрипа диванной обивки. – Почему мы не можем разобраться как взрослые люди?
Руки пропадают, язык тоже, я бессильно громко выдыхаю, бесстыдно и отчаянно прогибаясь в пояснице. Джим, судя по звукам и положению его тела, перемещается вперед и садится между моих разведенных ног, крепко и твердо проходясь ладонями по бокам, к груди. Я почти чувствую его улыбку, хищную, чем тяжелее мое дыхание, тем более сумасшедшими становятся его глаза. Болезненное возбуждение мешает рационально мыслить.
- А ты юморист, Шерлок, не замечал раньше в тебе этой пикантной детали, - он снова отстраняется, снимает с меня рубашку окончательно и медленно двигает руками вниз, к ширинке, остановившись, впрочем, в нескольких сантиметрах. Мучитель. Боги. Еще. – Ты ничего не поймешь, совершенно ничего, если я не устрою тебе столь глобальную промывку мозгов. О, ты не забудешь ее! Мы просто обязаны решить эту проблему, - Джим ногтями врезается в мой живот и я чувствую, снова чувствую его горячий язык на моей коже, чуть выше пупка, на солнечном сплетении, как же это заводит, Мориарти, чертов палач, искуситель! Язык медленно перемещается к шее, я чувствую, как он втягивает кожу, я знаю, что там останется красочный сине-алый синяк, но как же это восхитительно! – А в чем последняя проблема, mon chér?
- В нас, - последнее слово напоминает змеиное шипение, потому что Джим зубами прикусывает шею, заставляя голос срываться. Дрожь по всему моему телу. Я все еще задыхаюсь.
- Верно! – Почти шепот, с придыханием, я призываю небеса обрушить на его голову все возможные проклятия, только лишь бы он продолжал. Закусив мою мочку уха, Мориарти вырывает гортанный и так долго сдерживаемый стон. На его лице победная ухмылка, я прав? Шепот продолжается, а руки расстегивают-таки замок штанов. Меня колотит. - Ты ведь понимаешь, что я не брошусь в твои объятия просто после одного твоего «прости, я ненарочно»? О, я заставлю тебя извиняться передо мной, снова и снова! – Он обхватывает мой член ладонью, сжимает, двигает рукой, хаотично, рвано, я не чувствую своих рук, потому что пальцы намертво впились в подлокотники кресла. Я сломлен, я подавлен, я готов продать ему свою душу, отдать ее просто так, лишь бы не останавливался. Дьявол, ты пришел за тем, что принадлежит тебе по праву? – Что же ты не отвечаешь? – Джим резко останавливается, убирая руку. Я дергаюсь вперед, рефлекторно, но он встает и начинает, напевая какую-то мелодию, абсолютно спокойно снимать свою и мою одежду. Я готов выть и просить, умолять, я могу, черт побери, снять эту дурацкую повязку со своих глаз! Но нет. Таковы не озвученные им правила. Стиснув зубы, я жду продолжения. Не замечал за Бруком такой любви к доминированию. Или же эта черта присутствует только лишь у Джеймса Мориарти? – Ты заинтригован? О, да, напряжен, ты боишься, но страстно предвкушаешь ту Большую Игру, которую я приготовил для тебя! Поверь, ты оценишь ее по достоинству. – Рука снова возвращается на мой член, медленно, мучительно медленно, прошу, ты видишь, Джим, я прошу тебя! – Не забывай, что ты мне должен. А я не люблю, когда мне не возвращают долги. – Его движения становятся еще медленнее, отчего я не сдерживаюсь, издавая почти неслышный стон, запрокидывая голову назад, шумно дышу. – Осталось совсем недолго, Шерлок. До падения. Не забывай – ты мой должник.
Впервые я жалею, что мои глаза связаны, потому что я хотел бы увидеть то, что происходит сейчас между моих ног: я чувствую, как головки коснулся влажный язык, как он прошелся по всему стволу, опять мучительно медленно, Господи, как он взял мой член в рот, полностью, меня переполняют возбуждение и желание, я стону уже в голос, совершенно не сдерживаясь, давясь хрипами – несомненно, Джеймс Мориарти делает минет ничуть не хуже Джимми Брука. Долго, горячо, влажно, приятно, я так ждал этого, так хотел его, я не верю, что он здесь, рядом, сейчас.
Я не удивляюсь, когда он начинает подготавливать меня к новой для меня роли в наших отношениях – мы никогда не менялись местами, Джим предпочитал быть снизу. Интересная задумка, что ж. Он продолжает, не останавливаясь, стонет негромко, я чувствую вибрацию его горла на своем члене, что заводит меня еще, еще больше, я впиваюсь в несчастное кресло ногтями – придется разговаривать потом с миссис Хадсон за дыры в обивке. Его пальцы внутри меня ритмично двигаются, я не чувствую боли, я максимально расслаблен, я хочу его, хочу его всего.
Когда я практически на пике, Джим прекращает терзать меня, вытащив пальцы и сжав основание члена так, что я не могу кончить. Я сжимаю зубы, вновь прогибаюсь, слышу его смех, но на тон ниже, он сам не слишком-то в состоянии контролировать собственный голос и собственное лицо. Не потому ли мои глаза закрыты сейчас?
Он приподнимает мои ноги под коленями и заводит выше, заставляя меня сесть в одну из самых бесстыдных поз. Я открыт, полностью, я иррационально доверяю тебе на сто процентов, считай меня сумасшедшим, но это так. Впервые без анализа собственных мыслей, без анализа действий, моих ли, твоих, мне все равно, я просто хочу чувствовать тебя в себе. Ну же.
Медленнее, чем я ожидал, Джим входит в меня, давая привыкнуть. Постепенно, миллиметрами, я дышу глубоко и размеренно, боясь сжаться невольно и сделать еще хуже. Он позволяет мне самостоятельно выбрать удобное мне положение, чем я и пользуюсь: притягиваю руками его за шею к себе – пальцы болят нестерпимо, целую, кусаю, куда придется, потому что не вижу его лица, не вижу губ. Я не сниму повязку, ни за что, раз он решил надеть ее на меня, таковы правила, по которым мне нравится играть. Решившись, обхватываю ногам его торс и придвигаю к себе, близко, насколько это возможно. Я максимально расслаблен, потому не получил особого дискомфорта, но сполна насладился сдерживаемым, но оттого еще более проникновенным хрипом, рыком, он сам находит мои губы, целуя яростно, и я почти кричу, потому что все именно так, как я хотел, как я мечтал последние месяцы. Джим вколачивается в мое тело, я слышу его вдохи и выдохи, мы оба в состоянии дикого сумасшествия от такой откровенной и такой ожидаемой нами близости. Мы противостоим друг другу в поцелуе, я чувствую кровь на своих губах, мне крышесносно восхитительно и хорошо. Я обнимаю его за шею, плечи, оставляя, наверное, отметины на коже, но это все неважно, это все не имеет совершенно никакого значения.
До обжигающей разрядки остается ничтожно малое количество времени и тогда Джим, наконец, срывает повязку с моих глаз, позволяя кончить от одного лишь вида наших сплетенных тел. И безумного возбуждения в его глазах, Боги, я вижу там сумасшедшую привязанность к своей скромной персоне. Оргазм накрывает с головой, Боже, я в Раю? Мориарти утыкается лбом мне в плечо, дышит тяжело и глубоко, выходя из моего тела, его руки слегка дрожат, мои все еще обнимают его за шею.
Я на пике блаженства. Я хочу растянуть эти минуты на бесконечно долгие столетия. Я счастлив до одурения.
Я чувствую себя человеком. Обычным человеком. Самым счастливым обычным человеком.
Глава 11 - часть третья***
Разумеется, когда я выхожу из душа, старательно делая вид, что мое тело совершенно не потревожено его выходками, я не обнаруживаю Мориарти в квартире. Я знал, что так будет, это было логично и правильно, так поступил бы и я. Но иррациональное желание видеть его сейчас, в этой по-странному домашней обстановке, в пустом доме, где нет более никого – оно не исчезло. Понимая ненужность своей игры, громко выдыхаю и массирую затекшую после инициативы Джима шею. Чувствуя приятную тяжесть во всех конечностях, крепче затягиваю полотенце вокруг бедер и сажусь в кресло, где некоторое время назад происходило интересное действие. О, эти воспоминания теперь довольно долгое время будут самыми горячими и пошлыми. И не только из-за неожиданной смены ролей – это первая близость за столь долгое время полного отсутствия общения. Она словно подарок, она словно глоток воды для жаждущего. Я умирал от нехватки тебя, Джеймс Ричард Мориарти. Как получилось, что теперь я вынужден в немом крике просить тебя о снисхождении, молить о встречи, прикосновении, взгляде, диалоге, что теперь я – ведомый, но не ведущий? И не было ли так с самого начала, Джим, когда ты подъехал к моему дому в наше первое свидание, не спрашивая даже разрешения, а ставя лишь перед фактом? И кто знает, окажись ты совсем не Мориарти, а действительно простым программистом с темным прошлым – кого бы я выбрал в таком случае? Я не могу, уже совершенно не могу представить себя без тебя. И как же я затаенно и безгранично счастлив от того, что моя одержимость не подобна чувствам покойной мисс Адлер, чье влечение по отношению ко мне не вызывало во мне отклика. Потребность в твоем ответе ест меня ежедневно, ежесекундно. А какого было ей? Какого это вообще?
В задумчивости беру со стола недоеденное моим ушедшим гостем яблоко. На красном боку довольно неровно, однако узнаваемо, вырезан, а вернее даже выкрошен, большой вопросительный знак.
Улыбаюсь. Да, Джим, я тоже не знаю – к счастью.
***
Джон Ватсон замирает на несколько секунд, точнее прицеливаясь, а затем сильно и резко бьет кием по белому шару, который должен, учитывая физические законы средней и старшей школы, полететь аккурат в лузу. Увы, в этот раз законы физики пасуют перед выпитыми некоторое время назад кружками пива и довольно нервным состоянием доктора, отчего шар, кружась, оказывается на несколько сантиметров правее предполагаемой траектории.
- Дьявол!
- Э, нет, Дьявол развлекается в эти минуты. С Вашим же соседом по квартире, прости Господи. Разрешите присоединиться? Увы, меня тоже оставили без работы сейчас, с одним лишь пожеланием – быть как можно дальше от места их… «общения».
Джон одновременно удивляется такой бесцеремонности незнакомца и краснеет от осмысления сказанных им слов. Странные отношения криминального консультанта, опасного преступника, принадлежащего к армии демонов, даже более того – возглавляющего ее, и детектива-гения, бесспорно, того, кто защищает добро и справедливость – это всегда было, есть и будет за гранью того, что Ватсон способен принять. Да, когда он не знал, что Джим и Мориарти – один и тот же человек, он смог по-своему сойтись с избранником своего друга, не принимая их отношения, их выбор, их чувства, но понимая и зарекаясь не мешать и не препятствовать. Джона нельзя было назвать ярым защитником представителей сексуальных меньшинств, однако и противником он никогда не являлся, не испытывая совершенно никакого негатива к любителям своего пола. И неожиданно свалившейся на голову информацией, что Шерлок состоит в отношениях отнюдь не с покорившей его сердце прекрасной девушкой, Джон был удивлен не больше, чем наличием отрезанной головы в холодильнике или пакетику замороженных пальцев в морозильной камере. Это же Шерлок.
Прислонив кий к стене, доктор Ватсон делает приглашающий жест в сторону барной стойки и первым направляется к высокому стулу. Вот теперь выдалась уникальная возможность лично, тет-а-тет пообщаться со знаменитым полковником Себастьяном Мораном, чье имя фигурирует во всей этой Санта-Барбаре почти столь же часто, сколько имя Джеймса Мориарти.
Полковник идет следом. Седые волосы по обыкновению собраны в хвост за спиной, одежда показательно сера и непримечательна, случайно скользящий по его фигуре взгляд не задерживается на деталях – они попросту отсутствуют. Моран мастер маскировки, он способен затеряться на открытой местности, даже не пытаясь прятаться.
- Временное перемирие? – Он прямо-таки излучает добродушие и любезность, впрочем, совершенно искренние и не напускные. Ему действительно скучно, хочется поговорить и в компании дождаться, когда его босс закончит... «общение» - слово, сказанное именно с этой особой интонацией.
- Лично мы с вами вроде бы не ссорились.
- Посчитаю это за согласие. Еще два, пожалуйста! – Кивает он бармену.
Джон уже в приятном расположении духа, так что не возражает.
Молодой парень-бармен довольно быстро ставит перед мужчинами две наполненных кружки с пивом.
- Что ж, доктор, давайте выпьем с вами за наконец-то состоявшееся личное знакомство, - легкий звон соприкоснувшихся бокалов утопает в гуле музыки и разговоров. Ватсон сохраняет абсолютно не напускное спокойствие, с веселым задором разглядывая своего нежданного собеседника. От него не веет опасностью, как казалось, судя по отрывочным и редким рассказам Шерлока. И он не так глуп и примитивен, если исходить опять же из слов детектива, считающего идиотами всех и каждого за редким исключением. Он спокоен, не напряжен ни капли, чувствует себя абсолютно на своем месте.
- Я представлял вас иначе, полковник, - произносит Ватсон с улыбкой.
- О, и как же?
- Таким солдафоном с каменной мордой-кирпичом, псом, слепо следующим за своим хозяином.
- Надеюсь, ваше мнение изменилось? Не слишком приятно слышать подобное от коллеги и брата по несчастью, - ухмыляется Моран, привычным и отработанным движением собирая спутанные волосы в новый хвост, а затем переворачивая скрученную цепочку на шее. К большому удивлению доктора, он замечает мелькнувший в ладони маленький серебряный крестик.
- Вы верующий? Неожиданно.
- Когда твой босс – сам Сатана, невольно начинаешь верить в потусторонние силы.
Джон смеется.
- Вы говорили про нашу общую беду. Что это значит?
- Не имеете возражений? – Себастьян неспешно раскуривает сигарету, вежливо выдыхая никотиновый дым в другую сторону. – А вы так и не начали, как я вижу, несмотря на мой совет. Уважаю. Итак, отчего я назвал нас собратьями? А вы не согласны со мной? Ведь мы с вами оба – приближенные самых великих умов этого века! О них будут писать книги, если в наше время не перевелись еще толковые писатели, умеющие наблюдать и слушать. Таких больше нет и не будет, понимаете? Они уникальны, в единственном экземпляре, и просто перст судьбы и злая ее воля в том, что их отношения вышли далеко за грань банального соперничества добра и зла, чьими олицетворениями они являются. Вы не согласны? – Тон был восторженным и уважительным, в нем сквозило то неуловимое чувство осознания причастности к важным событиям и удовольствие от возможности видеть, как творится история прямо у тебя на глазах.
- Не разделяю вашего ликования. Я был бы более счастливым, если бы люди не погибали пачками по прихоти Мориарти, - произносит Джон хмуро. Себастьян не кажется пристыженным или смущенным.
- Братец вашего сожителя убил ничуть не меньше, а то и больше людей – не своими руками, конечно, но по своему решению. Не знаю, все ли они были достойны такой участи, однако большая часть убитых лично мной – это отъявленные негодяи и подонки, и я счастлив, что моя пуля была первой.
- Да? Все негодяи? – Доктор всем корпусом повернулся к полковнику, чуть не смахнув бокал со стойки, не заметив этого впрочем из-за стремительно нарастающего возмущения. Меланхолия и отчужденность стремительно таяли и исчезали. – В чем, в таком случае, непонятный мне смысл акции в Нью-Йорке 11 сентября?
Готовящийся отбиваться и защищаться Себастьян сник и отвернулся… в стыде?
- По больному бьете. Доктор, чтоб вас. – Залпом допив оставшееся пиво, жестом просит бармена повторить. – Собственно, я могу просто встать и уйти сейчас без объяснений, однако чувствую к вам непонятную симпатию и уважение. Я тоже бывал на войне, знаете ли, хоть и не в Ираке или Афганистане. Поверьте, Мориарти организовывает порой такие столкновения, которые ничуть не уступают тем боевым действиям. Не наша это инициатива с башнями-близнецами. Произошел… конфликт интересов, все перессорились друг с другом, и даже харизма и влияние Джима не смогли предотвратить последствия. Он виновен, мы виновны, я не отрицаю и не оправдываюсь ни в коем разе, но, видит Бог, на наших руках слишком много крови, чтобы биться в истерике от этой оплошности. Мы за все ответим в свое время. Мы все.
Ватсон долго не отвечал и не комментировал слова полковника. Давящее молчание между ними, разбавленное шумом вокруг, разорвала короткая трель мобильного телефона.
- Что ж, мне пора, Джон. Было приятно пообщаться с вами, надеюсь, мы сможем как-нибудь в неформальной обстановке сыграть с вами в бильярд и поговорить на более отвлеченные темы. – Убрав телефон, Моран встает со стула, неловко поправляя смятую куртку. Бросает на барную стойку смятую купюру. – Вы тоже можете отправляться домой, я думаю. Раз Джим ушел. Всего вам наилучшего. Надеюсь, игрища Мориарти, в которых я не вижу совершенно никакого смысла, не испортят все еще больше.
- Себастьян, скажите, он не убьет ненароком Шерлока? Не произойдет ли «конфликта интересов», как вы выражаетесь?
Полковник несколько секунд разглядывал Ватсона с легкой улыбкой, затем произнес:
- Мориарти скорее убьет себя, чем Холмса. А со своей жизнью он совершенно не планирует расставаться. До свидания, Джон.
- До свидания, - Ватсон несколько растерянно смотрит в спину, прикрытую до лопаток хвостом седых волос, затем снова поворачивается к бармену: - Не надо пива, спасибо.
@темы: Шериарти, "Сыграй со мной партию.." и тд, Слэш
спасибо за положительные эмоции:3
Твой стиль письма бесподобен *-* Я еще никогда не встречала так точно переданных характеров таких сложных героев как Джим Мориарти и Шерлок Холмс. Для того чтобы описывать мысли и действия столь экзотичных людей надо иметь не дюжий талант! Всегда поражалась этой твоей черте! Пиши ты не фанфики, а просто произведения тебя бы печатали в книгах ИМХО
Как всегда глава невероятна!
спасибо большое за слова, когда читаю такие отзывы, сразу понимаю, что мне удается передать именно те эмоции, которые хотела))
шерленок, вай, и с тобой давно не болтали, я вообще жизнь виртуальную забросила со своими экзаменами
ты как, дорогая?)
СПАСИБО огромное, ты меня безумно вдохновляешь всегда
читать дальше
Извр@щеночк@, дорогая, я бы тоже не отказалась от них двоих)) особенно в совокупности и непосредственной близости друг от друга, а мне очки, чтобы ничего не пропустить
спасибо-спасибо, милая=*
Все как обычно
Скука в школе, упоротость в интернете. И конечно, фанфики ^^
Вот, пишу щас один мидик по музыкальной группе.
Ну экзамены - это святое :оо
святое, ну. в моей голове разворачивается днями и ночами нехилое порно с элементами разнообразных извращений, шерлок/джим и джим/шерлок, а мне твердят: "Учи математику, учи физику!")
вдохновлена весной? Возможно-возможно.
Но больше была вдохновлена появлением нового ОТП ^^ и понеслось
ребятушки, вот вам вкусный большой кусок текста (большой по сравнению с предыдущими частями).
я отчаливаю из этой тихой гавани навстречу суровому шторму выпускных экзаменов
продолжение ныне обещаю лишь в середине июня, но, надеюсь, за задержку никто не будет меня кусать, ибо я ненарочно и так сложились обстоятельства:3
буду рада, если поищите блошки и несоответствия, ибо текст, как всегда, сыроват, выложила сразу, даже не проверяя. поможете мне, родные мои?^__^
я счастлива, это было жарко! они необыкновенные! люблю!
О, как же Шер изголодался по нему. Сродне твоему Шерлоку, что с нетерпением предвкушал того дня, когда Джим в очередной раз переступит порог его дома. Это безупречно! Глава такая большая, ооо, не чудо ли? Но как печалит тот факт, что теперь я увижу продолжение оной только к середине июня. Выдержу ли я такое тяжелое испытание? О святой Джимми, дай мене сил продержаться в стабильном душевном состоянии до июня. Но что там какое-то мое Хатикоподобное ожидание, когда у тебя такая важная вещь на носу? Я не хочу быть эгоистом, и я им не буду!
Экзамены гораздо важнее каких-нибудь там фанфиков, как бы печально это не было. Удачи, дорогая. Я абсолютно уверена, что все ты сдашь на "отлично"! Я в тебя верю
Твой текст уже не раз доказывал мне о поистине гениальности его автора! Поэтому и какие-то там экзамены ему будут морем по колено, обязательно!
шерленок, милая моя, ты меня так хвалишь всегда, спасибо огромное, я очень рада, что тебе понравилось*__*
с экзаменами - спасибо большое:3 поставь себе галочку, чтобы материть меня последними словами 6 июня, ага?=D
свершилось!! Настеныш, спасибо тебе огромное, это именно то, что мне было нужно!! как же я рада за мальчиков, пусть все у них будет хорошо! а я буду ждать твою интерпретацию крыши
полный веснец головного мозга!
могла несколько косануть, ибо отвыкла от текста и вообще от того, что я автор
Dreamy_lunatic, милая, я как-то твой отзыв проигнорировала, прости=_=
спасибо большое за твои слова, я не меньше тебя рада за мужиком и за их странное воссоединение) надеюсь, дальше тоже буду только радовать))
Желаю тебе удачно сдать математику!!!! И вообще все экзамены! У меня вот сессия подкралась, а состояние пох**стическое)
Еще раз спасибо за такую няшность и вкусняшность....они великолепны! выше всяких похвал!
Вернувшись с лагеря, я ожидала нескольких глав, хотя бы двух, а в идеале вообще трех. Но ты, как я вижу, и так отошла от графика зубрения учебного материала, ради написания этого кусочка. Как же я жду того дня, когда ты перестанешь быть обремененной внешними "раздражителями" :с
Да, я эгоист в высшей степени. Но моя жизнь определенно разделилась на "до" партии и "после". Продолжение этой восхитительной работы уже давно для меня сродне воздуху, то есть, жизненно необходим
я работала просто. потому не до фика было) егэхи сдала, все классненько, завтра выпускной)) в общем, в ближайшие дни я точно-точно выложу проду, две странички есть уже, время пока поджимало крайне неудобно))
как лагерь?)
Комары закусали жестче некуда х)
А потом уже к концу так не хотелось уезжать :'c
Много классных моментов и ржачных вожатых. И ребята там дружелюбные с:
Правда был один пацан, который бесил меня неимоверно (в нашем отряде) потому что напоминал мне моего одноклассника, которого я просто терпеть не могу. (и по внешности и по характеру схож с ним) А так, все классно было с:
Вот, недавно понадобавляла себе ностальгических видео вк, кто-то умный все же выложил их, а то у меня тогда камера была не с собой.
И какое же мрррр!) С огромным нетерпением жду проды!
Маримера, аах, милая, спасибо огромное, я уже на пути, да))
читать дальше